Книга Разделенные, страница 68 – Нил Шустерман

– Какие обиды?

Адмирал присматривается к руке повнимательнее.

– Что-то мне эта татуировка знакома… – Он прищелкивает пальцами. – Роланд. Так, кажется, его звали? Отвратный тип, просто заноза в заднице.

– Да, это его рука.

Адмирал задумчиво вглядывается в нарисованную акулу.

– Вряд ли тебя спрашивали, когда пришивали эту руку.

– Я бы вообще не позволил пришить себе ничью руку, – отвечает Коннор. – Моя воля – я отказался бы, как вы отказались от сердца. Вот и Риса отказалась от позвоночника. – Коннор видит, как рука покрывается гусиной кожей: из кондиционера веет арктическим холодом. – Но не отсекать же руку, раз пришили…

– И не нужно, – говорит Адмирал. – Роланд был человеком, хоть и негодяем, и заслуживал лучшей участи. Думаю, он был бы доволен, узнав, что держит в своем железном кулаке все Кладбище.

Коннор, не удержавшись, хохочет. Адмирал любой бессмыслице придаст философский смысл. Но тут гость становится серьезным.

– А теперь послушай, – говорит он. – Ради всех твоих подопечных и ради себя самого перестань думать о Рисе. Забудь ее.

Но есть вещи, которые Коннор не в силах забыть. Не в силах, и все.

– Не надо было пускать ее в больницу!

– Насколько мне известно, тогда ни в чем не повинный мальчик попал бы на «живодерню».

– Ну и черт с ним! Пусть бы шел на «живодерню»!

– Я сделаю вид, что не слышал этого, – тихо и грозно говорит Адмирал.

Коннор тяжко вздыхает.

– Не нужно было вам делать меня своим преемником. Вы хотели, чтобы Кладбищем заправлял Беглец из Акрона, но ведь его не существует. И никогда не существовало. Это лишь легенда!

– А я считаю, что принял верное решение. Ты видишь только свои неудачи, но я-то вижу и другое. Когда тебе больно, легко обвинить себя в том, что ты ничтожество и ни на что не годен, но жизнь, Коннор – это сплошные испытания на прочность, и все мы вынуждены через них пройти. Ценность человека определяется не тем, сколько страданий ему выпадает во время испытаний, а тем, каким он из них выходит.

Коннор старается осмыслить услышанное. Интересно, когда закончатся его «испытания»? Они наслаиваются друг на друга: не успевает он пройти через одно, как попадает в следующее. Ну, и сколько еще таких слоев? Вспоминается рассказ Трейса.

– Адмирал, вы когда-нибудь слышали об организации «Граждане за прогресс»?

Адмирал задумывается.

– Звучит знакомо… Это не они оплатили часть этих проклятых агиток в пользу разборки? – Он трясет головой от отвращения. – Они напоминают мне о былых листовках времен «поколения террора».

Коннор вскидывается.

– «Поколения террора»?

– Ну, ты же знаешь, Восстания подростков? Бунты дикарей?

– Вообще без понятия.

Адмирал смотрит на него так, будто Коннор – полный идиот.

– Господь всемогущий, чему вас учат в этих так называемых школах? – Он немного успокаивается и продолжает: – Хотя что это я? С какой стати им вас этому учить? Историю пишут победители, а там, где нет победителей, все в конце концов попадает в корпоративные шредеры.

Он смотрит в окно с печальной покорностью человека, знающего, что он слишком стар и мир изменить не сможет.

– Вам нужно заняться самообразованием, мистер Лэсситер, – говорит он. – Допустим, в школе этому и не учат, но не могут же они полностью стереть всю историю. Где-то остаются следы. В нашей истории – причина, по которой люди оказались так сговорчивы и приняли Соглашение о разборке. Истинная причина, по которой мы ведем такой извращенный образ жизни.

– Уж извините, что я такой темный, – ворчит Коннор.

– Да ладно тебе. Просто делай с этим что-нибудь. А если тебе любопытно узнать об этих «Гражданах за прогресс», тем более учись! Узнавай, выведывай. Что ты о них знаешь?

У Коннора возникает желание рассказать все, о чем узнал от Трейса, но он вовремя соображает, что сердце старика может и не выдержать. Адмирал больше не занимается делами Уцелевших. Он приехал, чтобы устроить Коннору вполне заслуженную выволочку, но не стоит снова вовлекать его в их дела.

И он отвечает Адмиралу:

– Толком ничего не знаю, – отвечает Адмиралу Коннор. – Так, сплошные слухи.

– Ну, тогда оставь их тем, кто их распускает. А теперь утри сопли и марш из моего лимузина спасать детей.

После отъезда Адмирала Трейс, соблюдая субординацию, просит о личной встрече с Коннором. Несмотря на то, что бывший десантник работает на инспекторов и «Граждан за прогресс», он по-прежнему обращается к Коннору уважительно, как к старшему по званию. Коннор не знает, что и думать. Он не может определить, искренен с ним Трейс или водит за нос. Коннора воротит от мысли, что он – пешка в руках Инспекции по делам несовершеннолетних и выполняет обязанности надзирателя за их драгоценным хранилищем Уцелевших. Но теперь он получил от Трейса ценные сведения о планах инспекторов, и у него возникает чувство, будто это он, Коннор, дурачит власти, а не наоборот. Истина не сделала его свободным, как предполагал Трейс, зато дала ощущение власти над своими тюремщиками.

Они с Трейсом едут по одной из восточных улиц, мимо рядов пыльных истребителей. Парни сейчас далеко от остальных обитателей Кладбища, так что встреча и впрямь приватная.

– Ты должен знать: что-то назревает, – предупреждает его Трейс.

– Что именно?

– По моим данным, в Инспекции по делам несовершеннолетних раскол. Кое-кто не прочь расправиться с Кладбищем, им нужен только предлог.

– Если им так приспичило взять нас, за предлог сойдет уже само наше существование.

– Я сказал «кое-кто не прочь расправиться». Крутыши, на которых я работаю, не из их числа; и до тех пор, пока все здесь идет как по маслу, они будут держать инспекторов в наморднике. Я виртуозно исполняю роль подсадной утки и продолжаю вешать им лапшу, что корабль, на котором капитаном Элвис Роберт Маллард, не собирается идти ко дну.

Коннор смеется:

– Так они все еще не знают, что Элвис ушел?

– Не подозревают. И у них нет причин сомневаться в моих сведениях. – Трейс на секунду замолкает. – Ты рассказал обо мне Адмиралу?

– Нет. Я вообще никому о тебе не сказал.

– Вот и хорошо. Лидер должен знать то, о чем никто не догадывается, и выдавать информацию хорошо выверенными порциями.

– Не учи меня своим военным штучкам-дрючкам, – фыркает Коннор. – У тебя все?

– Нет, не все.

Они доезжают до конца улицы, и Трейс останавливается перед поворотом на следующую. Вынимает из кармана клочок бумаги и подает ее Коннору. На бумажке нацарапано имя: Дженсон Рейншильд.