Книга Педагогические размышления. Сборник, страница 121 – Семен Калабалин

В феврале 1931 г. С.А. Калабалин, по совету A.C. Макаренко, переезжает в Ленинград и работает в Сосновой поляне в школе-колонии № 66 для трудновоспитуемых детей.

«Колония представляла нечто очень убогое в педагогическом отношении: побеги, кражи, азартные игры, приводы в милицию – вот краткая характеристика колонии на осень 1931 г., когда я приступил к работе в ней… Обращаюсь в сектор детских домов Ленгороно и прошу дать мне двух-трёх хороших воспитателей. Обращаюсь раз, два… Обращаюсь в пятый раз, но тщетно: нет воспитателей.

Наконец-то мне повезло. Зав. сектором детских домов товарищ Грузовский, указывая с лукавой улыбкой на чёрного атлета, сидящего у дверей кабинета, произнёс шепотом:

– Может быть, вот этот чудак подойдёт вам?

– А что это за чудак? – осведомляюсь я.

– Да поговорите… Чудаковатый какой-то…

Я подсаживаюсь к «чудаковатому» человеку и обращаюсь к нему:

– Скажите, пожалуйста, Вы, кажется, изъявляете желание работать воспитателем в детском доме?

– Да.

– Может быть, условия нашей колонии подойдут Вам? Она всего лишь в часе езды от Ленинграда. Расположена в прекрасной усадьбе, она…

Описываю её так, чтобы не оттолкнуть, а расположить кандидата. Но он, прервав меня, заявил:

– Это меня не интересует. Как там ребята?

– Ребята? Ничего. Работать с ними можно, отвечаю я осторожно.

– Тогда не поеду к вам. Мне нужно такое учреждение, чтобы можно было там поработать, засучив рукава. Трудные условия мне нужны, – отрубил «чудаковатый» педагог.

В ответ на это я схватил его за руку и выпалил:

– Оно такое и есть!

– Хорошо. Но ответ дам после того, как посмотрю колонию. Можем проехать прямо сейчас?

Через два дня Семен Афанасьевич привез семью: жену Галину Константиновну, дочурку Леночку и сыночка Костика, того самого, которого весной 1934 г. психически больной воспитанник в состоянии припадка убил. Об этом упоминается на последних страницах «Педагогической поэмы».

В первые же дни работы Семена Афанасьевича жизнь в школе-колонии стала преобразовываться. Групповые воспитатели не знали, куда себя деть, так как их воспитанники покидали их, и следовали по пятам за Семеном Афанасьевичем, вокруг которого как-то особо закипела жизнь колонии. Все было ново и интересно для воспитанников. Он ввел отрядную систему, образовал совет командиров, развернул соревнование между отрядами, придумав какой-то очень наглядный и, главное, эмоционально захватывающий ежедневный учет результатов соревнования.

На фоне той устоявшейся педагогики, которой мы, сотрудники, пытались «взять в руки» и сломить злую волю вчерашних беспризорников действовала калабалинская педагогика, которая полностью разрушила стену между ним – воспитателем, и ими – воспитанниками. Его слова и дела они стали воспринимать, как «путёвку в жизнь», постепенно становясь обычными мальчиками, целеустремленными, дисциплинированными. Совершенно прекратились побеги. Больше того, многие «бегуны» стали возвращаться и упрашивать, чтобы их приняли в колонию, так как они «очень хотят жить в ней».

Примерно через год колония превратилась в образцовую. Ленгороно стал направлять в неё делегации по обмену опытом, и педагоги с большим восхищением отзывались обо всем, что видели в ней».

Из воспоминаний Тимофея Ивановича Агафонова,

завуча школы-колонии № 66

«Мне было поручено открытие детской колонии для рецидива в Якушенцах. В этот период я часто общался с Антоном Семеновичем и был свидетелем, как он не просто руководил отделом, а создавал методику воспитания во всех ее подробностях…»

Выводя своего друга и ученика в образе Карабанова, A.C. Макаренко оценит работу С.А. Калабалина так:

«Карабанов начальник колонии. Замечательный человек.

Если про себя я говорил, что мастер, а не талант, то Карабанов в первую очередь талант. Расскажу вам такой случай. В 1937 г. я руководил всеми колониями Украины. Вызвал из Ленинграда Карабанова: «Бери новую колонию, будешь работать там». «Хорошо». Дал я ему старый совхоз (с. Якушенцы). Ничего там не было. Я решил: Карабанов человек сильный. Дал я ему «лучших ребят». Со всей Украины собрал… настоящих «жуков», которые со мной без мата принципиально не разговаривали. Парню 14–15, но у него в кармане отмычка и водка. Месяц я продержал их в приемнике, окружив высоким забором, часовых поставил. Наконец, получаю телеграмму от Карабанова: «Можно привозить».

Ночью они прибыли в Винницу. Карабанов подал к станции два грузовика. Приехали. Накормили их, уложили спать. Утром проснулись – кругом степь, пусто. И бараки.

…Карабанов ушел на село. Ребята заявили: жить здесь не будем, пошли, братцы, на вокзал… Пошли пешком, целой ватагой. А чекисты за ними на автомобиле поехали, все уговаривать продолжают.

Прибежал Карабанов: «Где хлопцы?» Схватил первого попавшегося коня, без седла, поскакал за ними. Видит – идут хлопцы по дороге. Он спрыгнул с коня. Поскользнулся и упал. Лежит. Те к нему: что такое? Пробуют поднять. Стонет. Потом говоpum: «Снесите меня в колонию». Понесли в колонию. Всей гурьбой пошли. Принесли. Осторожно опустили его, а он и говорит; «Ну, спасибо, что донесли, не хотелось мне пешком идти». Ребята буквально обалдели. А он увидел самого курносого и говорит: «Почему ты такой красивый?» Ребята еще в больший восторг пришли. Карабанов говорит: «Ну что же, идите в Винницу». – «Ну, пойдем». – «А, может быть, позавтракаете, а потом пойдете? – «Ладно, отчего не позавтракать».

…Через три месяца я приехал к нему туда с ревизией, посмотрел на них. Дисциплина, что надо. Все очень вежливы, приветливые, все читали «Педагогическую поэму».

Я не стал расспрашивать Семена, как он это сделал. А у ребят спросил: «Ну-ка, скажите, какое у вас главное достижение?». – «Наше главное достижение – Семен Афанасьевич!» (смех).

Вот это настоящий талант. Не мастер, а именно талант, которому подчиняются самые тяжелые, самые вредные. И из них он делает хороших людей. Мы посылали ему самых трудных, а он делал с ними буквально чудеса…»

В эти годы С.А. Калабалин ведёт активную переписку с Антоном Семёновичем. Сохранившиеся письма раскрывают удивительную историю дружбы двух талантливых людей: учителя и ученика:

«Каждое личное письмо Антона Семёновича ко мне, было полно советов и подсказок по методической организации детского учреждения. В них предусмотрено решительно всё: дозировка света, воздуха, жилой площади, расстановка кроватей, пошив костюмов, встреча новичка, примерное содержание первой беседы с ним, методика привлечения подростков к общественной деятельности, нормы нагрузок, организация первого урока в школе и т. д.».