Книга Ведьма и закон. Игры вестников, страница 69 – Евгения Чепенко

Сиротой-отшельницей в родном доме жить хорошо, но совсем без контакта с внешним миром никак. Сама все себе не сделаешь, даже с помощью всесильного Локи. Так что отправилась она в ближайший вик немного наследства потратить. А там уж охотников до юной, красивой, одинокой и оттого беззащитной богини, как водится, немало нашлось. Сигюн за себя постоять всегда умела, была готова защищаться и на этот раз, поэтому для нее стало полной неожиданностью, когда первый подошедший соискатель вспыхнул неестественным алым пламенем. Она обернулась к Локи, а у того в глазах ярость ледяная. Вот в тот момент Сигюн поняла сразу три вещи. Во-первых, турс ревнует и пребывает в бешенстве. Во-вторых, он в нее влюблен. В-третьих, она его заставила испытать еще массу ярких эмоций, а значит, он точно останется с ней надолго.

Холодным зимним вечером он сидел на шкуре у очага, скрестив ноги, и сосредоточенно выводил узоры на широкой доске. Это была третья по счету картина, которую он выжигал в ее доме. И на всех трех была изображена она, Сигюн. Первые две он поставил тут же, у изголовья лавки, на которой спал.

Богиня неслышно вздохнула. Любому мужчине надобна. А тому, которого поцеловала, не нужна. Сигюн перевела печальный взгляд на окно. И не спастись от его молчаливой компании зимними вечерами. Темь, хоть глаз выколи, и холод. На улицу не выйти. Она холод не любит. Локи холод не берет.

– Правда, что ли, к Одину пойти, – буркнула в сердцах она.

– Зачем?

Хотела ответить: «Там мужчины есть», – но смутилась. Замуж же надо хотеть, а не мужчин. Если честно, то желала она не мужчин, а конкретного мужчину. А если быть уж окончательно честной, то сбежать и забыть его. Извел ее совсем своими обращениями ласковыми, взглядами обжигающими и дистанцией, которую держал неизменно. Сигюн не поняла, в какой момент ее начала умилять его спутанная шевелюра и когда она стала так зависима от запаха влажной прохлады, что сопровождала его. Летом было легче, зимой стало невыносимо.

– Зачем? – повторил настойчиво Локи, не отрываясь от своего занятия.

– Захотелось, – тихо шепнула богиня, стараясь подавить смущение.

– Чего захотелось?

– Не чего, а кого.

Тут она уже взяла себя в руки и реплику произнесла уверенно. Правда, взгляд с него опять на окно перевела, чтоб себя не выдать.

– И кого?

Сигюн не увидела, она ощутила, что он таки оторвался от работы и теперь изучает ее. Стало несколько неуютно. Она поерзала на стуле, кутаясь сильнее в шерстяную накидку.

– Так кого? – вновь настойчиво повторил Локи.

Богиня поморщилась, потом вдруг разозлилась и обернулась к нему.

– А ты кого хочешь?

Локи смотрел на нее не моргая.

– Ну вот и мне отвечать не хочется, – поняла она его по-своему.

– Тебя.

От его спокойного тона и напряженного изучающего взгляда у нее по телу горячая волна желания прошла.

– Меня?

Растерянности Сигюн скрыть не сумела.

Локи склонил голову набок. От удивления ее губы чуть приоткрылись, окончательно лишая его здравых мыслей. От ее маниту в пространство потянулись яркие белые искры – признак сильного волнения. Соблазнительная, хрупкая, совершенная. У него не выходило запечатлеть Сигюн целиком. Каждый раз только плохая копия ее настоящей. Он мог изобразить оживающим все. Но ее не мог.

– А почему не подходишь? – наконец пришла она в себя.

– Ты не звала.

– Я тебя и в свой дом не звала, но ты же пришел!

Сигюн возмутилась искренне. Как кого-то «изучать» берется, он, значит, не спрашивает, как богине красивой ложе согреть, он вдруг ждет зова? Что за рассуждения?

– А как иначе тебе стать интересным?

Она изумленно уставилась на Локи. Скинула накидку, встала, подошла к нему и опустилась напротив.

– Мне было все о тебе интересно уже тогда, когда ты смотрел на меня с крыши на площади.

Локи глубоко и прерывисто вздохнул. Пока она произносила самую желанную в его жизни фразу, он неотрывно следил за движением ее губ. Он помнил, какие они нежные и теплые, помнил ее дыхание, ее запах и помнил сладкую острую боль, которую впервые ощутил тогда.

– Так мне звать или ты сам поймешь?

Боль повторилась, только теперь приступ был слаще и острее, и Локи не сумел с ним справиться. Он застонал и потянулся к ее губам. Маленькая, обжигающая, податливая. Она ему позволила все. Изучать и ласкать, постигать ее движения, ее полупрозрачное тело, почувствовать ее силу, проникнуть в нее.

Сигюн видела жажду Локи, ощущала ее. Изгибалась навстречу его ласкам. Не сопротивлялась дикому алому пламени, что блуждало внутри, поглощая ее маниту. Тихо и надломленно стонала, когда он двигался в ней.

Он не помнил и не знал ничего, кроме своей богини. Ее дыхания, тепла, запаха. Локи путался в себе, теряя границу между наслаждением и болью. Казалось, он чувствует одновременно все: счастье быть нужным ей, страх разочаровать ее сейчас, абсурдную ревность ко всем мужчинам в обоих мирах и ни к кому конкретно. Ему хотелось поглотить ее и стать для нее всем. Он жаждал принадлежать ей, служить ей, слушаться во всем, кончать в нее снова и снова и слышать, как она стонет.

Занятые друг другом, они не замечали ни вьюги, разбушевавшейся на улице, ни молчаливого ангела, наблюдающего за ними сквозь окно. Довольный результатами своих трудов, он ласково улыбнулся и исчез.