Книга Вкус заката, страница 58 – Елена Логунова

– Вы мне льстите, – пробормотала я.

Было очевидно, что знакомый коммерсант меня не узнал, так что о скидке не стоило и заикаться.

Время до начала регистрации на рейс я скоротала за неспешным завтраком в кафе на первом этаже аэровокзала.

В одиннадцать часов я прошла пограничный контроль, в половине двенадцатого уже была на борту самолета, ровно в полдень отправила смс на номер, оставленный мне Павлом, и в начале первого воспарила над Лазурным Берегом – разумеется, не сама по себе, а на крепких крыльях «Боинга».

Мы, алые ангелы, не мастера летать.

У нас совсем другая специализация.

19

«Мой дорогой, я вовсе не нуждалась в твоей любви. Я сама хотела тебя любить, чтобы вновь ненадолго украсить свою жизнь восхитительным сумасшествием, которое, увы, излечимо. И вот я уже излечилась, а ты и не был болен. Теперь, когда мы оба здоровы, мне остается сказать только одно:

– Прощай, мы встретимся в следующей жизни!

Смотри в оба, чтобы не упустить меня в другой раз».

Я поставила точку и вскинула кулак в победном жесте:

– Есть!

– Что, готово? Новая рукопись закончена? – встрепенулся Санчо в приемной. – Айн момент, Донна Анна, айн моментик!

Сквозь тонированное стекло я видела, как мой помощник изящно, точно танцуя, прошелся по приемной под более или менее музыкальное сопровождение открывающихся и закрывающихся дверок шкафчика, бара и холодильника.

– Па-ра-ра-рам! – Санчо с разворота ввинтился в приоткрытую дверь с подносом.

– Неужели это еще то шампанское, которое осталось с Нового года? – удивилась я.

– Обижаете, мадам!

Санчо подвинул в сторону клавиатуру, сноровисто расстелил на столе крахмальную салфетку, поставил на нее бокалы, вазочку с клубникой и принялся терзать проволочную обмотку на горлышке бутылки.

– Совсем не то, что было на Новый год, это настоящее французское! Семен Аркадьевич прислал еще к вашему возвращению из Ниццы, но вам же тогда нельзя было пить, и я припрятал бутылочку до лучших времен.

– Э-э-э… Ну да, тогда мне было нельзя. – Я с сожалением поняла, что стала жертвой собственного обмана.

Вернувшись из Ниццы, я несколько дней жила затворницей: никуда не ходила, ни с кем не встречалась. Я привыкала: не столько к новому телу, сколько к былой эмоциональности, которая в полной мере вернулась ко мне вместе с физической молодостью. Да, жизненный опыт, все приобретенные за годы знания и привычки остались при мне, но к ним прибавились чрезмерные чувствительность, сентиментальность и порывистость, от которых я успела было избавиться. Меня вновь легко было растрогать, обидеть, довести до слез, подбить на глупые поступки. Пришлось посидеть в норе, пока кожа не стала потолще.

Помощнику я по телефону объяснила, что во Франции прошла дорогущий курс экспериментальных косметических процедур, результат которого в полной мере проявится через некоторое время. А до тех пор, мол, мне в люди лучше не ходить, чтобы никого не пугать своей незаурядной внешностью.

Поскольку Санчо и сам регулярно посещает косметолога, дополнительные объяснения ему не понадобились. Зная, как эффектно выглядит физиономия пациента сразу после заурядной чистки, он легко вообразил, что может сделать с человеческим лицом целый курс экспериментальных косметических процедур.

Находчивое вранье не только обеспечило мне полный покой до конца недели, но и загодя избавило от необходимости каждому встречному-поперечному объяснять разительные перемены в моей внешности. Санчо разболтал о передовой косметологии по секрету всему свету, так что после выхода «в люди» мне пришлось отбиваться от знакомых, жаждущих припасть к загадочному французскому источнику второй молодости. Чтобы отбить у граждан охоту к экспериментам, пришлось сказать, что в ряде случаев эта практика имела смертельный исход – собственно, тут я даже не врала. Разве что немножко перестаралась в попытке создать убедительный образ мученицы, объявив, что для проявления полного косметического эффекта должна целых две недели воздерживаться от сладкого, мучного и спиртного. После чего дамы, желающие обрести девичью красоту и стройность волшебным путем, без изменения нездорового образа жизни, от меня моментально отстали. Зато и я сама виски с колой и плюшки с шоколадом вынуждена была употреблять в уединении собственной квартиры, за плотно задернутыми шторами.

– За новый роман! Чтобы он был еще лучше, чем предыдущие! – подняв бокал, Санчо провозгласил тост.

– Мне всегда кажется именно так, – призналась я, распробовав шампанское.

Принтер в последний раз взвыл и облегченно затих, выдав на-гора толстую стопку густо запечатанных листов.

– Я возьму? – оживился Санчо.

Он охотно берет на себя ответственную роль первого читателя моих произведений.

– Конечно.

– Тогда можно я переключу телефон прямо на кабинет, чтобы не отвлекаться?

– Давай. – Я привычно проявила великодушие. – Если что, я поработаю секретаршей.

Санчо ушел, прижимая к груди пачку распечаток. Я налила себе еще шампанского, переместилась из-за стола на диван, скинула туфли, забросила ноги на подлокотник и с четверть часа наслаждалась тишиной, нарушаемой только легким бумажным шорохом в приемной. Потом длинно скрипнул выдвигаемый ящик, хрустнул разорванный картон и раздался трубный слоновий звук: Санчо открыл первую пачку бумажных носовых платков.

– Итак, слеза у читателя пробилась примерно на пятнадцатой минуте, – посмотрев на часы, констатировала я с удовлетворением. – Это хороший результат!

Шампанское тоже было весьма неплохим, так что, прикончив бутылку, я ощутила прилив энергии и хорошего настроения. Мне даже вновь захотелось поработать, только уже не творчески, а механически – например, немного покопаться в документах, расчищая и углубляя административное русло.

Папка с разнообразными бумагами «Для рассмотрения», постепенно толстея, уже не первый день дожидалась моего внимания на подоконнике – с рабочего стола я ее каждое утро убирала, чтобы не сбиться ненароком с красной линии любовного романа на серую прозу жизни. Теперь я взяла папку на диван, чтобы с комфортом заедать пресную канцелярщину сочной клубникой, и погрузилась в изучение счетов, коммерческих предложений и деловых писем.

Скомканные бумаги легкими мячиками одна за другой летели в мусорную корзинку (а чаще мимо нее), пока в своих энергичных раскопках я не добралась до самого нижнего слоя. Открыв его, я на несколько секунд оцепенела.

Передо мной была распечатка сканированной четвертушки газетной страницы. Заголовок под сканер не попал, так что я не могла определить, что это за издание. Какой-то яркий образец дешевой бульварной прессы на итальянском языке, которого я не знаю! Однако название статьи я поняла без перевода. «Аморе, море» – это были первые слова известного латинского изречения «Истинная дружба познается любовью, смертью, словом, делом» – на латыни перечисление звучит как музыка: «аморе, море, оре, ре». И старинную игру слов с упоминанием любви и смерти автор заметки вспомнил не случайно – я поняла намек, едва взглянула на иллюстрацию.