Онлайн книга «Пир на закате солнца»
|
– Где? – спросила Катя. – У эксперта-патологоанатома на столе. В морг Гущин отправился вместе с начальником УВД и следователем прокуратуры. Оперативная группа выехала в Москву на Таллинскую улицу. Наступила долгая томительная пауза-ожидание. Катя достала блокнот и стала старательно записывать – все, чему была свидетельницей. Для будущего очерка «о раскрытии по горячим следам» пригодится. Мещерский (он опять-таки упорно отказывался ехать домой) клевал носом. «Угаров… Где-то я слышала эту фамилию, причем совсем недавно», – думала Катя. Она хотела было потолковать с Мещерским о том, что увидела на пленке в ходе просмотра, но жалко стало будить верного друга, который и так вел себя рыцарски-дефективно. Андрей Угаров этим вечером обретался не дома – ему позвонила Анна Гаррис, и за то, что она позвонила ему сама, он пригласил ее в ресторан «Купол» на Новом Арбате. Потолок – прозрачная сфера, но за ней только пепельная мгла – ни солнца, ни звезд. Ужин с шампанским вышел какой-то невеселый. Анна почти ничего не ела, зато много пила. – Давно от тебя вестей никаких, Андрюша. Вот соскучилась. – Я тебя очень хотел видеть, Аннушка. – Неужели хотел? Ни звонка от тебя, ни ответа ни привета за столько дней. Как твои дела устроились? – Какие дела? – Ну те, сказки кредитные. – Сказки ревизские? – Угаров улыбнулся, он был хорошо подкован и за словом в карман не лез. – Вот, как видишь, можно и отпраздновать. – Слишком много сказок. Значит, разобрался со всеми проблемами. И даже с угрозами? – Угрозами? Ах, это… да, отбился. – А я ведь ждала тебя все эти дни. Так уж был занят? – Ань, ну не сложилось, понимаешь? – Понимаю. – Анна кивнула (только сегодня из салона, а светлое каре уже растрепалось, и макияж чуть-чуть сполз, полинял, начала было поправлять в туалете, да что-то не вышло ни черта). – Я-то понимаю, а вот ты… ты вечно врешь. Молчи! Лучше закажи еще бутылку. Ты все мне врешь. И я знаю, что у тебя есть другие… другая… Когда ты приехал ко мне на работу, я… я ведь порвать с тобой хотела, уже совсем было решилась. А ты у меня денег попросил. – Так приятно меня оскорблять? – Да, приятно. О-ч-чччень! А ты как думал? Со скукой-то, одиночеством как еще бороться? Мне тут одна звонит из Екатеринбурга – деловой партнер, дура набитая: «Ах, вы там у себя в Москве не представляете, как мы тут все живем, как скучно мы все живем!» Чеховская чайка курлычет, мать ее… Наверное, и впрямь думают, что здесь у нас рай столичный, сплошная тусня день и ночь. А как мы живем, Андрюша? Как вот я живу? Разбитые тротуары – раз прошлась пешком от Козицкого до Петровки, туфли итальянские можно выкинуть, каблуки в мочалку. В метро не войдешь, того гляди кишки из тебя выдавят на хер… Театры – дерьмо, актеры бездарные, текста даже произнести толком не могут, орут. Были бы хоть мужики, производители, генофонд, а то ему тридцать лет, а он уже импотент! Так куда ты лезешь? А ведь лезет, кривляется… На работе в офисе, как волки, все злые. Недавно один приезжал – тоже партнер наш, толковый вроде мужик был, деловой, а тут словно спятил: сотрудников своей фирмы всех до одного через детектор лжи прогнал на предмет: крадут они у него или не крадут. И сам потом сел с датчиками – вышло, что ворует сам у себя. Чуть не застрелился, представляешь? Сейчас у психолога лечится, в Тибет собирается нервы в порядок приводить. Ну как с такими козлами дела делать, а? Вот и остается бедной одинокой бизнес-бабе только любовь крутить… А любовь эта наша, Андрюшенька… – Аня, ну пожалуйста… – А любовь эта наша… Как это Пугачева на пенсии поет: любовь, похожая на со-о-о-н… Любовь, похожая на нож… Скажешь, я совсем пьяная, да? В нашей с тобой любви самый кайф – это взаимное оскорбление. Ты оскорбляешь меня, я оскорбляю тебя. Кто – кого, до первой крови. Она протянула руку к бокалу с шампанским. Угаров взял ее за кисть, сжал. – Пусти. Он отпустил. Прозрачный купол, белые скатерти, крахмальные салфетки и кипарисы в кадках, кладбищенские кипарисы посреди ресторанного зала. – Слишком ты болтливая сегодня, детка. Что-то раньше мы так с тобой, Ань, не разговаривали. – Ненавижу тебя. Все кончено у нас с тобой. – Это даже забавно… Как-то по-настоящему, по-человечески это у тебя. – Угаров смотрел на нее. – Правда ненавидишь? – А за что мне тебя любить? За вранье, за измены? За то, что используешь меня? – Но ты ведь меня тоже используешь. – Я с тобой хотела семью строить, дом. – Семья – это тоже от скуки, вместо туфель итальянских, вместо театра. Знаешь, у моих родителей была семья, а потом мамаша моя бросила отца, а перед этим залетела от одного товарища… Я рос, я – ее сын, старший, а она мной даже не интересовалась. Никогда, как будто я умер. – К чему ты мне все это говоришь? – К тому, что ты на нее похожа. Холодная лживая сука. Получила свое в постели, а остальное все до лампочки. Анна схватила бокал и выплеснула шампанское ему в лицо. Купол-сфера – прозрачный шатер. Они вскочили из-за столика. Едва не сбили с ног официанта. Угаров догнал ее уже у лестницы. – Пусти! Негодяй, никогда тебе этого не прощу. – Она молотила кулаками по его спине, сучила ногами, пытаясь ударить его острой шпилькой. Он поднял ее, вскинул себе на плечо – орущую, пьяную, брыкающуюся (видели бы чопорные сотрудники инвестиционного фонда своего корпоративного директора по работе с персоналом в эту минуту!). Сунув несколько купюр официанту (сдачи не надо), Угаров потащил Анну к машине. Официант, метрдотель и охранник смотрели, как он спускается по лестнице – прямая спина, женщина на плече – светлые волосы свесились вниз, закрыли лицо. В «Куполе» клиенты так себя не вели, однако… черт, кайфово, долго будем вспоминать такое… В машине Анна все еще сопротивлялась. Он заломил ей руку, заткнул рот – поцелуем. – Ненавижу тебя! – Кто кого больше ненавидит!.. Он снова впился губами в ее накрашенный рот. Платье Анны задралось, обнажая полные колени. Они оторвались друг от друга, когда им стало нечем дышать. Так и сидели в машине, не заводя мотора. – Со мной никто так не обращался, – сказал Угаров, вытирая облитое шампанским лицо. – Со мной тоже. Он взял ее за подбородок, резко повернул к себе. – Больше так никогда не делай, – сказал он тихо. – А то что? – А то – все. Она закрыла лицо руками. Он ждал, долго ждал. – Ну? – Увези меня, – ее голос звучал уже покорно, совсем как прежде. |