Онлайн книга «Случайный турист»
|
Взгляд сквозь тюлевую занавеску сообщил, что это не Сара. Мэйкон приоткрыл дверь и высунул голову: – Да? Приехал его сосед Гарнер Болт, костлявый тщедушный старикашка, сколотивший состояние на чистящих средствах. Он увидел Мэйкона, и все морщины на его подвижном заостренном лице загнулись кверху. – Вот вы где! – Из-за лая вконец обезумевшего Эдварда его было почти не слышно. – В чем дело, Гарнер? – спросил Мэйкон. – Мы испугались, что вы померли. – Вот как? Мэйкон цапнул Эдварда за ошейник, но промазал. – На лужайке куча газет, под дверью почта – уж не знали, что и думать. – Да, я хотел послать сестру забрать корреспонденцию. Я, понимаете ли, ногу сломал. – Ох ты, как же это? – Долгая история. – Мэйкон неохотно отступил в сторону: – Ну ладно, входите. Гарнер снял бейсболку с логотипом «Краски Шервин-Уильямс». Он был в коричневом пиджаке, от старости залоснившемся, и комбинезоне, на ляжках вытертом до белизны. Гарнер перешагнул порог, шарахнулся от собаки и закрыл дверь. Теперь Эдвард заскулил. – У меня машина забита вашей почтой, – сказал Гарнер. – Бренда говорит, отвези его сестре и справься о нем. И подруге вашей я обещал разузнать. – Какой подруге? – Дамочке в бриджах. – Не знаю никакой дамочки в бриджах, – сказал Мэйкон. Он даже не знал, что бриджи еще существуют. – Она стояла на вашем крыльце, дергала дверную ручку и кричала: «Мэйкон, вы дома?» Такая худышка, лохматая. Лет двадцати пяти, где-то так. – Не представляю, кто это. – Ладони этак ширмочкой сделала и зырила сквозь стекло. – Кто же это мог быть? – Чуть не сковырнулась с крыльца, пока спускалась на высоченных каблучищах. – Собачница! – догадался Мэйкон. – Господи! – Молодуха, да? – Я с ней едва знаком. – Прошла к черному ходу и опять зовет: Мэйкон, Мэйкон! – Я ее видел-то два раза. – Это она сказала мне про воротца. – Про что? – Ну, воротца у подвала, где все стекла побиты. Осень придет, включится отопление. Расход тепла и прочего. – А, да. Наверное. – Мы подумали, к вам воры залезли или еще что. Мэйкон провел его в столовую. – Понимаете, как вышло: я сломал ногу и решил пожить у родных, пока не оправлюсь. – Мы не видели «скорой» и ничего такого. – Я позвонил сестре. – Она у вас врач? – Нет, чтоб приехала и отвезла меня в травмпункт. – Когда Бренда оступилась на лестнице и сломала бедро, она вызвала «скорую», – сказал Гарнер. – А я вот вызвал сестру. – Нет, Бренда вызвала «скорую». Разговор, похоже, забуксовал. – Я думаю, надо уведомить почту насчет моей корреспонденции, – вырулил Мэйкон, опускаясь в кресло. Гарнер подтянул к себе другое кресло и сел в него, не расставаясь с бейсболкой. – Я и дальше могу привозить вам письма, – сказал он. – Да нет, Роза сходит на почту. Господи, там же, наверное, всяких счетов скопилось… – А то мне совсем нетрудно. – Спасибо, не нужно. – А то давайте. – По правде, я не уверен, что вернусь домой, – сказал Мэйкон. Мысль эта пришла только сейчас. Он аккуратно сложил костыли, словно хаси, и положил их на пол возле кресла. – Возможно, буду жить здесь с родными. – Бросите такой славный домик? – Для одного он вроде как великоват. Гарнер нахмурился, разглядывая бейсболку. Потом ее надел, но передумал и опять снял. – Знаете, – сказал он, – когда мы с Брендой только поженились, у нас была не жизнь, а кошмар. Чистый кошмар. Мы друг друга не выносили, и я даже не знаю, как это мы не разбежались. – Но мы-то не новобрачные. Двадцать лет прожили. – Однажды мы почти весь год не разговаривали, – продолжил Гарнер. – С января по август тридцать пятого. С Нового года до моего отпуска. Ни словечка не сказали. – Да ну? – заинтересовался Мэйкон. – Даже «передай соль» или «открой окно»? – Даже этого. – А как же вы жили-то? – В основном она жила у сестры. – Ах так. – Утром в первый день отпуска мне было так паршиво, аж сдохнуть хотелось. Чего же это я вытворяю? – сказал я себе. По межгороду позвонил в Оушен-Сити и заказал номер на двоих. Межгород, тогда это была такая морока, доложу я вам. Одна телефонистка, другая телефонистка, и все это стоило кучу денег. Потом побросал я в чемодан кое-какие шмотки, свои и Бренды, и поехал к ейной сестре. «Чё те надо?» – встречает меня сестрица. Такая склочная баба. Я мимо нее. Бренда сидит в гостиной, штопает чулок. Открываю чемодан. Глянь, говорю. Вот твое платье на бретельках, чтоб сходить в ресторан морепродуктов. Двое шортов. Пара блузок. Купальник. Она и ухом не ведет. Твой халат, говорю, и ночнушка с медового месяца. Она сидит, будто меня здесь и нет. Бренда, говорю, мне, говорю, девятнадцать, и второй раз девятнадцать уже не будет. Не будет, говорю, еще одной жизни. Жизнь, Бренда, она, говорю, вроде как одна, и я уже ухлопал ее здоровенный кусок, пока весь такой гордый сидел один в пустой квартире, я, говорю, не шел на мировую, потому что шибко боялся, что ты скажешь «нет», но даже если сейчас ты скажешь «нет», хуже мне уже не будет. Я самый одинокий человек на белом свете, говорю, пожалуйста, Бренда, говорю, поехали со мной в Оушен-Сити. И Бренда откладывает свою штопку и говорит: ладно, раз уж ты просишь, но ты, по-моему, забыл мою купальную шапочку. И мы поехали. – Гарнер победоносно откинулся в кресле. – Вот. – Угу, – сказал Мэйкон. – То есть вы уловили мою мысль? – Какую? – Надо ей намекнуть, что она вам нужна. – Знаете, Гарнер, по-моему, мы с ней уже миновали всякую ерунду вроде намеков… – Не взыщите, Мэйкон, но я скажу без обиняков: порой вы слегка огорчаете. Я не о себе, учтите, я-то понимаю. Но вот других соседей это маленько задевает. Вот, скажем, ваше несчастье. Я к тому, что в таких случаях люди всегда хотят оказать поддержку – ну там прислать цветы, зайти проститься с покойным, принести запеканку на поминки. Но у вас даже панихиды не было. И словом не обмолвились, но где-то там в богом забытой Вирджинии провели кремацию и прямиком домой. Пег Эверетт говорит вам, что молится за вас; благослови вас Господь, отвечает ей Сара, а что сказали вы? Спросили, не возьмет ли ее сын велик Итана, а то все равно выбрасывать. |