Онлайн книга «Углицкое дело»
|
– Кто?! – быстро спросил Маркел. – Авдотья Власова, вот кто! – также быстро ответил Евлампий. И замолчал, но продолжал смотреть очень сердито. Зато Маркел, наоборот, заулыбался и сказал: – Э, нет! Мне Авдотья про тебя ни слова не сказала. А сказала она только вот что. – И тут уже и Маркел замолчал, подождал немного, а потом продолжил: – Она сказала только вот что: что ее Влас тогда пришел домой крепко пьяный, а время было еще раннее. Вот я и подумал, – еще дальше продолжил Маркел, – что где ему еще было напиться, если не в корчме!? Государев же кабак, пока обедня не закончится, всегда закрыт. Так или нет? – Так, – сказал Евлампий. – А где Влас тогда напился? – опять быстро спросил Маркел. Евлампий промолчал. Маркел покачал головой и сказал: – Эх, ты! Ничего ты не знаешь! Васька Спиридонов сколько здесь сидел, может, две недели, а ты его не видел. Но это ладно Спиридонов. А вот теперь еще! У вас люди пьют невесть где невесть что, несут мимо тебя деньги, а ты здесь кто? А ты казна, ты царский интерес, а мимо тебя идет царю поруха, а ты опять не знаешь! Если, конечно, сам тайно не гонишь, вот я чего очень боюсь, Евлампий! Вот что тогда сказал Маркел! Евлампий помолчал, потом сказал: – Не я это! Вот крест! – и поднял руку и перекрестился. – Что не ты? – спросил Маркел. – У меня, – с жаром сказал Евлампий, – всё чисто! У меня всё записано, у меня на всё счет: и сколько мне чего привезли, и сколько было заплачено, сколько поставил, сколько выгнал. Вот хоть сейчас давай смотреть! Вот только Петра позову! – Э! – сказал Маркел и усмехнулся. – Без этого никак! Это мы всё обязательно сделаем: и книги просмотрим, и шнуровку, не вынимались ли листы и не вставлялись ли, не вырезались ли, и нет ли где подчисток. Подчисток не было?! – Христос с тобой! – сказал Евлампий. – Что ты такое говоришь?! – То что буду делать, то и говорю, – сказал Маркел. – А тебе чего пугаться? У тебя всё чисто, сам же говорил! И в подвалах тоже чисто, и мы и их проверим, не завалялось ли чего. И вес ли выдержан, и стопы ли по мере. – Э! – весело сказал Евлампий. – Это хоть сейчас! – Нет, – строго сказал Маркел. – Это уже завтра. Сегодня же нельзя, сегодня постный день, сегодня грех! – и подморгнул. – Завтра так завтра! – радостно сказал Евлампий. – Завтра мы тебя, боярин, еще в воротах встретим! – Но это завтра! – уже опять строго сказал Маркел. – А сегодня ты пока повспоминай, может, чего и вспомнишь. – Чего вспомню? – настороженно спросил Евлампий. – Я этого пока не знаю, – так же строго продолжал Маркел. – А ты пока вспоминай, вспоминай! Тут же у вас вон что случилось! Государева братца убили! Или он, может, сам убился, но ведь беда какая! Может, ты про это чего слышал? Люди же у тебя здесь собираются всякие, много чего видавшие. Но человек же как устроен! Он, пока трезв, молчит, а зато как чарочку пропустит, а за ней другую – так, глядишь, и скажет что-нибудь. Или молчат? – Молчат! – сказал Евлампий. – Я просто сам своим ушам не верю, а молчат! – Так, может, у тебя что с ушами случилось? – как будто бы участливо спросил Маркел. И тут же так же предложил: – Может привести тебе кого их прочистить? Вот у нас есть Ефрем, могу его. – Нет, – сказал Евлампий и поморщился. Потом сказал: – А что тут говорить! Люди очень оробели, просто удивительно! А как было им не робеть! Пятнадцать человек убили! А после еще и ведьму. – Ведьму? – спросил Маркел. – Какую? – А! – в сердцах сказал Евлампий. – Я не знаю! – А кто знает? – спросил Маркел. Но Евлампий не ответил. Он смотрел в стол и молчал. – Ведьма! – задумчиво сказал Маркел. – Я так и думал. – А после еще помолчал и спросил: – Ведьма жила у Битяговского? – Зачем у Битяговского? – сказал Евлампий. – Тогда у кого? – быстро спросил Маркел. – У царицы? У царицы, ты сказал?! – Разве я такое говорил? – испуганно сказал Евлампий. – Говорил! Еще как говорил! – очень уверенно сказал Маркел. – А если и не говорил, так сейчас скажешь! Ведь скажешь же?! – Нет, не скажу! – в сердцах вскричал Евлампий. На что Маркел только усмехнулся и сказал: – А это уже и не надо. Я это уже и так знаю. С твоих же слов! Так всем скажу! – Черт! Вот ты кто! – тихо сказал Евлампий. И еще раз сказал: – Черт! – а после перекрестился. Маркел еще немного помолчал, потом сказал: – Эх, ты! Жаль мне тебя, болвана. Да я, если захочу, теперь могу в золу тебя стереть. А не буду. Потому что жаль. А еще и потому… – И тут он опять помолчал, а после медленно сказал: – Потому что ты мне сейчас про эту ведьму все расскажешь, и никто про это не узнает, потому что это я сказал, Маркел, а я от своих слов не отступаюсь никогда. – И еще помолчал, и сказал: – Говори. Евлампий тоже сперва помолчал, а после начал говорить чуть слышно: – А что мне сказать, когда я ничего почти не знаю. Слышал только, люди говорили, что у государыни жила баба-уродка, эта баба была ведьма, государыня ее взяла к себе наверх, когда государь царевич захворал, это когда напустили на него черную порчу, а уродка говорила, что она ту порчу снимет, а тут вдруг пришла эта беда, не стало с нами нашего царевича, и государыня велела прибить ту уродку, и ее прибили насмерть, и это всё, что я знаю. – А что, – спросил Маркел, – раньше царевич не хворал? – Не приведи Господь! – сказал Евлампий. – Такой был голубок! А тут вдруг такая порча! – Отчего? – спросил Маркел. – Да злые люди напустили, – в сердцах сказал Маркел. – Отчего она еще бывает?! А злых людей много! – Где? – На Москве! – О! – громко сказал Маркел и помолчал. Потом тихо спросил: – А ты знаешь, что за это может быть? – Да уж как не знать! – сказал Евлампий. – А как было, так оно и есть. – И все у вас так думают? – спросил Маркел. Евлампий промолчал и только усмехнулся, отчего стало ясно, что все. – А почему не говорят? – спросил Маркел. – Кому? – спросил Евлампий. Маркел вздохнул, задумался. – Принести? – спросил Евлампий. – Чего? – спросил Маркел. – На пробу, – ответил Евлампий. – Одну чарочку! И постного холодного. Горячего у нас нельзя, ты же знаешь, и мы закон блюдем. А чарочку надо! И это же не пьянства ради, а для проверки. Ты же должен знать, что у нас тут люди пьют, а то вдруг тут одна гадость какая-нибудь, вдруг я народ травлю и обираю, и ты это тогда сразу пресечешь. Если это гадость. А? |