Книга Углицкое дело, страница 28 – Сергей Булыга

И тут Маркел резко замолчал, а то до этого он говорил все громче и громче. И вот опять стало тихо. Петруша опять опустил голову. Тогда Маркел опять заговорил, теперь уже вполголоса:

– Я знаю, твой родитель говорил, что тебя сегодня уже расспрашивали и ты на том крест поцеловал. Поэтому я тебя о том, о чем ты уже говорил, больше расспрашивать не буду. Да и разве это здесь у нас расспрос? Ты же креста не целуешь и твоих слов никто не записывает, и мы тут только одни, и ты мне говоришь как на духу, и всё, что от тебя услышу, я никому не скажу, вот тебе крест на этом!

И тут Маркел перекрестился. И сразу добавил:

– Вот видишь, теперь я сам себя к кресту подвел. Теперь мы с тобой равные. Даже ты равней меня, потому что ты больше знаешь, и сейчас будешь меня учить, а я, как малый дурень, буду тебя спрашивать. И вот мой первый вопрос, с самого начала: ты где его тогда встретил, уже здесь, внизу, или еще там, на крыльце?

– На крыльце, – сказал Петруша.

– Ты там сидел и ждал его? – быстро спросил Маркел. – А делал что?

– Орешки щелкал, – сказал Петруша.

– Много их у тебя было?

– Кулек, – сказал Петруша. И уже уверенней продолжил: – Я там сидел на приступочке, и тут царевич вышел. И говорит: айда. И мы пошли.

– А орешков не просил? – спросил Маркел.

– Нет, не просил, – сказал Петруша. – Я ему сам кулек подал. Он до орешков охоч, я для него их и взял. И я подал ему кулек, и он один орешек взял, сощелкнул его, и мы пошли вниз. И сюда пришли, и начали играть, и он зарезался.

– Ага, ага, – сказал Маркел. И тут же спросил: – А свая у него была какая?

– Нож у него был, – сказал Петруша. – Вот такой! – И показал немало. И еще сказал: – Индейский.

– Какой, какой? – спросил Маркел.

– Индейский, – повторил Петруша. – Он сам так про него сказал.

– А что, раньше у него такого ножа не было? – спросил Маркел.

– Не было, – сказал Петруша. – Мы когда вниз сошли, он мне его показал и сказал, что это нож индейский. Я сказал: дай подержать, а он не дал.

– Почему? – спросил Маркел.

– Сказал, мал еще, – нехотя сказал Петруша.

– А откуда он его взял, не говорил?

– Не говорил.

Маркел задумался. Потом спросил:

– А какой он из себя был, этот нож?

– Так и горел огнем! – сказал Петруша. – Жало кривое, острое, а че́рен золотой и в самоцветах. Известное дело: Индейское царство!

– Ага, ага, – опять сказал Маркел. После спросил: – А дальше что?

– А дальше мы стали играть, и он этим ножом зарезался, – сказал Петруша.

– Как это так? – спросил Маркел. – Он что, его не удержал или махнул им не так, или что? Как это было? Покажи!

Но Петруша стоял как стоял, и даже руки не поднял.

– Эх! – сказал Самойла Колобов, который до этого молчал. – Ты бы видел, как его ночью трясет! Не пытай ты его больше!

– Да ты что! – сказал Маркел. – Да я разве это со зла? Не хочет говорить – пускай не говорит. Если ему царевича не жалко. – И тут же, опять повернувшись к Петруше, спросил: – На него что, падучая напала?

– Да! Да! – сказал Петруша. – Она!

– И как она его била? – спросил Маркел.

– А вот как-то и не била вовсе! – растерянно сказал Петруша. – А как-то он вдруг весь скрючился, ему как-то руки свело, и он их как-то вывернул, очень неловко, и сразу по горлу полоснул. И упал. Я стал кричать. А из него кровища так и хлещет! Я испугался и бежать! Бегу, кричу! И так на крыльцо и взбежал.

– А остальные что?

– Кто остальные?

– Бажен Тучков, – сказал Маркел. – Кто там еще?

– Ивашка Красенский и Гришка Козловский! – быстро ответил Петруша. И также быстро добавил: – И они тоже в крик и бежать.

– А тетка Василиса Волохова? – дальше спросил Маркел. – Она там где была?

– Ее я тогда не видел, – сказал Петруша. – Мы же сперва играли и я по сторонам не смотрел. А после, когда это там случилось, я туда уже больше не ходил. Меня даже со двора сразу домой свели и давали пить воды.

– Трясло его всего! – сказал Самойла Колобов. – После всю ночь кричал!

– А ты тогда где был? – спросил Маркел.

– А я был за рекой, на пасеке, – сказал Самойла. – Мы покуда сюда прибежали, так этих уже всех в ров побросали, вот как было быстро тогда дело!

Маркел кивнул и помолчал. Петруша стоял перед ним и переминался с ноги на ногу.

– Ладно, иди, – сказал Маркел. Петруша быстро повернулся, но Маркел еще быстрей добавил: – После, если надо будет, сам придешь. А то и прибежишь!

Петруша стоял и смотрел на Маркела. Маркел махнул рукой, опять сказал:

– Иди!

Петруша развернулся и ушел как мог быстрее. Самойла Колобов еще немного подождал, а после с опаской спросил:

– Ну и что?

– Хороши дела! – сказал Маркел очень недобрым голосом. – Петрушу жаль, вот что. А тебя, дурня, не жаль нисколько!

– За что ты это так? – спросил Самойла.

– А за то, – сказал Маркел, – что зачем вы надоумили дитя душой кривить?! Не было тогда его дружков при нем, когда царевича не стало! Один он был здесь, поэтому так напугался. И я еще не знаю, что здесь было, что это за нож такой и кто здесь еще по этим вот кустам таился! – И он повел рукой вокруг. И тут же, не давая Самойле опомниться, грозно спросил: – Зачем дитя врать подучили, а?!

– А, это, – сказал Самойла чуть слышно, а сам стал белый-белый. – Так они должны были быть вместе все! А тут Ивашка прибежал и говорит: айда на берег, там вот такущего сома поймали! Ну и побежали Гришка и Бажен с Ивашкой. А наш один остался на крыльце. А должны были быть все вместе. А так недосмотр. И когда было первое разбирательство, еще когда только-только в первый день, когда еще Нагие разбирали, ребятки стали говорить Петруше: ты на нас не говори, а скажи, что мы были с тобой. И он сказал. А после как от своих слов откажешься? И так и осталось. Но умысла же в этом никакого не было! Ведь же…

– Не знаю! – грозно перебил его Маркел. – А знаю только вот что: что если кто в одном раз покривил, то он потом и во втором будет кривить, и в третьем, и так всегда. Поэтому против такого есть только одно средство: подрезать язык, чтобы не болтал чего не надо. Теперь выбирай: чей будем подрезать, твой или Петрушин?

Самойла помолчал, подумал, а после в сердцах сказал:

– Эх, ночью сон был гадкий. Снился черный шелудивый пес. И так и сталось!

– Да разве я черный?! – сказал Маркел. И, не давая Самойле ответить, продолжил: – Ладно, иди пока что. А там будет видно. Но если что любопытное вспомнишь, тогда приходи. Иди, иди!