Онлайн книга «Гвардии Зенитчик. Огневая позиция "попаданца"»
|
Где лучше всего спрятать лист? Правильно, в лесу. А военного? Ну, конечно, в армии. А там, глядишь, и подвернется возможность сменить документы или скрыться в дыре поглубже. Поэтому, когда настала обозначенная в отпускном билете дата проведения медицинской комиссии, я в положенное время прибыл к дверям райвоенкомата. Учитывая, что большая часть моего личного дела обнаружилась в папке, прихваченной из сейфа, и была потом уничтожена, разоблачения я не очень опасался. Хрономародеры должны были подчистить следы моего пребывания здесь, и на запрос в архив или по месту прежней службы ответ должен быть: личное дело утрачено. Вот и бродил я между врачей, обрастая их резолюциями о своем здоровье, пока не нарвался на въедливого невропатолога, но и он уже свое дело заканчивал. После медкомиссии я получил возможность одеться и подпер стенку в ожидании своей дальнейшей судьбы. Вместе со мной в коридоре стояли десятка полтора мальчишек и пара мужиков моего где-то возраста — то, что наскреб район к очередному призыву. Очередь двигалась быстро, на каждого военком тратил минуты три-четыре, не больше. Как я заметил, отсрочки от призыва никто не получил. Из-за задержки у невропатолога в кабинет военкома я попал последним. Кроме капитана административной службы, в кабинете находился один из врачей, видимо, председатель комиссии. Едва взглянув на меня, военком уставился в мои бумаги. — Сержант, командир орудия, зенитчик, к строевой годен. Капитан посмотрел на врача, тот кивнул, подтверждая прочитанное. Военком взял ручку, макнул перо в чернильницу и что-то начал писать. Наконец обратил внимание на меня. — Вы будете направлены в запасной зенитный полк. Но сначала поможете сопроводить команду призывников в ее запасной полк. Команда будет сформирована через четыре дня. В военкомат прибыть двадцать седьмого числа к девяти ноль ноль. Все ясно? — Так точно, товарищ капитан! Разрешите идти? — Идите. Капитан отдал мне отпускной билет, действительный еще четыре дня. — Р-равняйсь! Смирно! Александров! — Я! — Афиногенов! — Я! — Барабанов! — Я! Стоящий передо мной строй по большей части курнос, лопоух и недокормлен. Ничего удивительного — двадцать четвертый год рождения. На их долю выпали голодные годы начала тридцатых и последний военный год в тылу, когда поесть досыта удавалось далеко не всегда. А ведь именно этим пацанам, ничем не похожим на сказочных богатырей, предстоит в ближайшее время ломать хребет гитлеровской военной машине. Сейчас на дворе не сорок первый год, а конец сорок второго. Сегодня утром сообщили, что наше наступление под Сталинградом успешно продолжается. Сводка пестрела цифрами убитых, пленных, захваченных трофеев. — Калинин! — Я! — Ларин! — Я! — Микифоров! — Я! А морозец-то сегодня приличный! Минус пять, не меньше. А может, и все десять, вон как за уши щиплет. Призывникам хорошо — они одеты уже по-зимнему, мамлей тоже в зимней форме, в шапке-ушанке, хотя шинель у него пожиже моей будет. Я же по-прежнему в натянутой на уши летней пилоточке и хэбэ. Туловище хоть шинель спасает, а ноги — толстые шерстяные носки, подарок Сашкиной матери. Вот голову бы надо чем-то прикрыть, но нечем. Можно, конечно, найти какую-нибудь гражданскую шапку, только тогда образу бравого сержанта будет нанесен непоправимый урон. Приходится терпеть. — Шебанов! — Я! — Шиловский! — Я! — Эрастов! — Я! Перекличка закончена. Все на месте, что, в общем-то, было ясно с самого начала, но порядок есть порядок. Теперь надо доложить старшему команды. Поворот направо, шаг вперед, правая рука взлетает к пилотке. — Товарищ младший лейтенант, сборная команда номер тридцать шесть в количестве сорока человек построена. Старший команды — младший лейтенант Иванов всего на год старше призывников, только-только из училища, ускоренный выпуск. Полушаг вправо, поворот. Лейтенант делает шаг вперед. — Здравствуйте, товарищи призывники! Те отвечают вразнобой, ничего, еще научатся. — Вольно! Строй расслабился и как-то оплыл. — Разбейте команду на отделения, — это лейтенант уже мне, — назначьте командиров и ведите на станцию. Я догоню, надо у военкома кое-какие документы оформить. И ушел. Надо так надо. В отделении должно быть двенадцать человек, но сорок на двенадцать не делится, поэтому пусть будет по десять. Первые десять — первое отделение, вторые — второе, ну и так далее. — Командиров отделений выберете сами, через минуту жду фамилии. В минуту, конечно, не уложились, но начальство себе выбрали. — В колонну по два становись! Шаго-ом, марш! Скрипя ранним снегом колонна двинулась в путь. На выходе с военкоматовского двора призывников ожидала толпа родственников, в основном, женщин. Все понимали, что многих из этого строя родные провожают навсегда. Так, сопровождаемые еще одной, преимущественно, женской командой, дошли до станции. Лейтенант, кстати, нас так и не догнал. Ладно, обойдемся пока без него. — На месте, стой! Раз, два! Нале-во! Из строя не выходить, я сейчас. Я уже заметил красный головной убор дежурного по станции и метнулся в его направлении. О, старая знакомая! — Здрасьте. Для тридцать шестой команды какой транспорт предполагается? — Уже обратно? — Уже. — Вон в тупике теплушка стоит, туда и грузитесь. — Спасибо. Лопоухий строй, сопровождаемый хвостом из родственников, остановился около указанного вагона. Я сунул нос внутрь. Буржуйка с выведенной в окно трубой есть, как и деревянные нары, видимо, для перевозки людей теплушка используется регулярно. О топливе, конечно, никто не позаботился, да и загажен вагон изрядно, и стекла в окошках под крышей отсутствуют. — Афиногенов! — Я! Откликнулся демократически избранный командир первого отделения. Этот, на взгляд, пошустрее остальных будет. — Берешь свое отделение и ищешь на станции топливо. Любое, дрова или уголь. Видишь трубу котельной? — Вижу. — Не вижу, а так точно. Там сбоку куча угля есть. Только аккуратно. — А… — В чем угодно. Хоть в шапках таскайте, хоть в карманах. Сколько ехать — неизвестно, и если не хотите приехать в пункт назначения в состоянии леденцов — работайте шустрее. На все про все — тридцать минут. — Есть! Афиногенов убежал вместе со своим отделением. |