Онлайн книга «Черноводье»
|
– А в соседнем бараке дед Селиванов помер и двое ребятишек. Лаврентий перекрестился: – Царствие им небесное, – и с грустью закончил: – С кажным днем погост растет. Поселок был непривычно оживлен. Все, от мала до велика, толпились на улице. Старики и старухи, которые месяцами не слазили со своих нар и не выходили из барака, и маленькие ребятишки… От множества голосов стоял непрерывный гул. Эта, казалось бы, неуправляемая толчея роилась около одного центра, где стоял молодой парень в старой потертой шляпе, на поля которой был надет накомарник; из-под сдвинутой на затылок шляпы выбивались густые русые волосы. На нем была серая роба с нагрудным карманом, из которого торчало несколько карандашей, и такие же брюки, заправленные в яловые сапоги. Из-под белесых, выгоревших на солнце ресниц на поселенцев смотрели улыбчивые голубые глаза. Землемер стоял около установленного теодолита и что-то записывал в полевой журнал. «Правда, железяка с трубой», – подумал Лаврентий, подходя ближе к инструменту. Увидев в толпе своих земляков, он подошел к Федоту Ивашову: – Еще не поделили? – Да не-ет! – прогудел в бороду Федот. – Только начали; больно долго спят! – Он мотнул головой в сторону землемера и Сухова. – А как дела у вас на раскорчевке? – в свою очередь поинтересовался Федот. – Засеяли один клин овсом. Дальше корчуем – готовим землю под озимую рожь! Федот пробурчал в свою роскошную бороду: – А куда денешься – и будешь корчевать. Какая жисть без земли? Тут хоть хреновая, а все не камень; глядишь – че-нибудь и уродится! Лаврентий усмехнулся: – Щас усадьбы поделят – опять пуп рвать! Строиться надо будет, землю под картоху копать! – И спросил: – Семена-то привезли, ай нет? – Привезли. Третьеводни баржа приходила. Картоха… Одно название – половина гнилой, и ту будут давать под раскопанную землю. На сотку, два ведра, не боле! – хмуро ответил Федот. – Поневоле будешь пуп рвать! – Лаврентий зябко передернул плечами. – А куда, паря, денешься! – согласился Федот. Землемер, обращаясь к Сухову, проговорил: – Слышь, комендант, бараки трогать не будем, пусть стоят. Я думаю, они еще пригодятся; земли тут хватит! – Землемер показал рукой на раскорчеванную деляну, отделенную от бараков реденькой цепочкой леса. Толпа настороженно застыла. «Дельно говорит, – подумал Лаврентий. – Бараки еще сгодятся. Многим и зимовать придется, а можить, и не одну зиму!» А землемер, уже обращаясь к подросткам и молодым парням, спросил: – Кто смелый, кто мне помогать будет? Из толпы несмело выступил Пашка Ивашов и, набычившись, спросил: – Че делать надо? – Возьми эту штуку! – Землемер показал на рейку, которая лежала на земле рядом с теодолитом. Подросток поднял рейку, а землемер взял отсчет по буссоли. Затем установил теодолит на заданный угол, посмотрел в окуляр и сказал добровольному помощнику: – Иди, парень, вон к той осине. Видишь? – Вижу! – ответил Пашка, направляясь к указанному дереву. Землемер, показывая рукой, точно установил рейку и взял отсчет: – Порядок, теперь можно и лентой! – весело проговорил молодой землемер и повернулся к толпе. – Еще двое нужны – на ленту; и с топорами, чем больше – тем лучше! Есть смелые? Нашлись и смелые. Двое – с мерной лентой; человек пять с топорами. Землемер стал объяснять мужикам с лентой: – Вот от этого колышка, который под инструментом, отмеряем пятьдесят метров в сторону рейки. Там забьем кол. Лента – двадцать метров. Понятно? – Чего не понять! – буркнул один из помощников, и мужики деловито и сноровисто отмерили заданное расстояние. Другие помощники заготавливали колья. Глядя на расторопную работу добровольных помощников, землемер все же не удержался от ехидного замечания: – Вы толще не могли вырубить колья? – Ниче, паря, поди, себе отмечаем! – невозмутимо ответил мужик, старательно забивая обухом топора толстый осиновый кол. – Себе, так себе! – усмехнулся землемер и перевернул трубу теодолита на сто восемьдесят градусов. – Теперь, мужики, будем мерить в обратную сторону. Степан Ивашов и Николай Зеверов (они измеряли расстояние) отложили одну ленту. – Все! Забивай кол! – скомандовал землемер и пояснил окружающим: – Это будет ширина улицы! – Зачем такая широкая? – раздался из толпы удивленный мужской голос. – А чтоб ты в окна не заглядывал, когда соседка раздевается! – лукаво ухмыльнулся землемер. По толпе прокатился легкий смешок. Подождав, пока добровольные помощники забивали кол, ограничивающий дорогу, землемер скомандовал: – Теперь от этого кола снова мерьте полста метров! Степан с Николаем пошли измерять следующую линию. Установив по теодолиту кол в конце измеренной линии, землемер махнул рукой: – Все, забивайте кол! И снова мужики забили внушительного размера кол. Пока землемер устанавливал теодолит в новое положение, беря отсчет по угломеру, подошли с лентой Николай со Степаном. Землемер оторвался от окуляра инструмента и показал рукой направление: – Теперь вдоль дороги – тридцать метров; только кол забивайте короткий, я там инструмент буду устанавливать. Поняли? – Он оглядел окруживших его помощников. – Поняли! – Иван Кужелев перехватил ловчее топор и двинулся следом за мерной лентой. Когда землемер перешел на следующую точку и отмерили лентой дорогу и ширину участков, он заправил под шляпу выбившиеся волосы и, глядя на окруживших его людей, весело забалагурил: – Ну вот, мужики, лиха беда начало… две усадьбы посадили на место; осталось совсем немного – начать да кончить! – Он озорно подмигнул толпе: – Мне земли не жалко! Всем нарежу… у государства ее много, всем хватит! Толпа безмолвствовала, напряженно следя за каждым движением землемера и его добровольных помощников. Глядя на оцепеневших людей, нельзя было понять, о чем они думали и какие мысли обуревали их. Даже маленькие ребятишки, глядя на взрослых, и те притихли. Поздним вечером закончили работу. Разметили тридцать усадеб, осталось еще тридцать. Наконец наступила и ночь. В бараке было непривычно тихо. Каждый поселенец оставался один на один со своими думами. Не спал и Лаврентий. Он лежал с открытыми глазами. Белая июньская ночь с ее неровным мерцающим светом робко пробивалась через маленькое оконце внутрь барака. Не в силах разогнать заугольную темноту, она сливалась с ней, создавая неопределенные, расплывчатые образы. Вот так и в мужицких головах… До сегодняшнего дня житье-бытье на Васюгане все же воспринималось как нечто непостоянное, временное. Точно на ту жестокую силу, которая вырвала их с насиженных мест, порушила хозяйства, лишила привычного крестьянского уклада жизни, должна была найтись другая сила, еще более сильная, которая бы вернула все на круги своя. Вот и вернула… Нарезали усадьбы. Значит, не опомнилась власть, не усовестилась. Придется тут строиться и заново обживать места. |