Онлайн книга «Третья карта. Семнадцать мгновений весны»
– Сейчас, – обернулся в камеру Мюллер. – Я тут жду одного сообщения… Штирлиц пожал плечами: – Зачем надо было приводить меня сюда? – Тут спокойнее. Если все кончится так, как хочу я, – мы вернемся вместе, и все будут знать, что мы с вами занимались делом в моем ведомстве. – И мой шеф будет знать об этом? – Чьей ревности вы боитесь – его или моей? – А как вы думаете? – Мне нравится, что вы идете напролом. Вошел охранник и сказал: – Он просил передать, что там никто не отвечает. Мюллер удивленно поджал губы, а потом подумал: «Вероятно, он выехал сюда без звонка. Мой канал мог быть занят, и он поехал, чтобы сэкономить время. Отлично. Значит, через десять-пятнадцать минут Рольф привезет ее сюда». – Ладно, – повторил Мюллер. – Как это в Библии: время собирать камни, и время кидать их. – У вас было неважно в школе с Законом Божьим, – сказал Штирлиц. – В Книге Екклесиаста сказано: время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий. Мюллер спросил: – Вы так хорошо изучали Библию с подопечным пастором? – Я часто перечитывал Библию. Чтобы врага побеждать, надо знать его идеологию, не так ли? Учиться этому во время сражения – заранее обречь себя на проигрыш. «Неужели они перехватили пастора за границей? Могли. Хотя, когда я возвращался на станцию, мне не повстречалась ни одна машина. Но они могли проехать передо мной и сидеть на заставе. А сейчас – по времени это сходится – подъезжают к Берлину. Так. Значит, я сразу требую очной ставки с моим хозяином. Только наступать. Ни в коем случае не обороняться. А если Мюллер спросит меня, где агент Клаус? Дома в столе должно лежать письмо. Слишком явное алиби, но кто мог думать, что события выведут их именно на пастора? Это еще надо доказать – с Клаусом. А время за меня». Мюллер медленно вытаскивал из нагрудного кармана голубой конверт. «В конце концов, я сделал свое дело, – продолжал размышлять Штирлиц. – Дурашка, он думает, что своей медлительностью загипнотизирует меня и я начну метаться. Бог с ним. Пастор может заговорить, но это не так страшно. Главное, Плейшнер предупредил наших о провале Кэт и о том, что Вольф начал переговоры. Или начинает их. Наши должны все дальше организовать, если я провалюсь, – они теперь понимают, в каком направлении смотреть. Моего шифра Мюллер не узнает – его не знает никто, кроме меня и шефа. От меня они шифр не получат – в этом я уверен». – Вот, – сказал Мюллер, достав из кармана три дактилоскопических отпечатка, – смотрите, какая занятная выходит штука. Эти пальчики, – он подвинул Штирлицу первый снимок, – мы обнаружили на том стакане, который вы наполняли водой, передавая несчастному, глупому, доверчивому Холтоффу. Эти пальчики, – Мюллер выбросил второй снимок, словно козырную карту из колоды, – мы нашли… где бы вы думали… А? – Мои пальчики можно найти в Голландии, – сказал Штирлиц, – в Мадриде, Токио, в Анкаре. – А еще где? – Я могу вспомнить, но на это уйдет часов пятнадцать, не меньше, и мы пропустим не только обед, но и ужин… – Ничего. Я готов поголодать. Кстати, ваши йоги считают голод одним из самых действенных лекарств… Ну, вспомнили? – Если я арестован и вы официально уведомите меня об этом, я стану отвечать на ваши вопросы как арестованный. Если я не арестован – я отвечать вам не буду. – Не буду, – повторил Мюллер слова Штирлица в его же интонации. – Не буду. Он взглянул на часы: если бы вошел Рольф, он бы начал с передатчика, но Рольф задерживался, поэтому Мюллер сказал: – Пожалуйста, постарайтесь стенографически точно все воспроизвести – желательно по минутам, – что вы делали после телефонного разговора из комнаты спецсвязи, куда доступ категорически запрещен всем?! «Он не открыл третью карточку с пальцами, – отметил Штирлиц. – Значит, у него есть еще что-то. Значит, бить надо сейчас, чтобы он не был таким уверенным дальше». – После того как я зашел в комнату спецсвязи – связистов за халатность надо предать суду, они оставили ключ в двери и ринулись, как зайцы, в бомбоубежище, – я встретился с партайгеноссе Борманом. И провел с ним более двух часов. О чем мы с ним говорили, я, естественно, вам отвечать не стану. – Не зарывайтесь, Штирлиц, не зарывайтесь… Я все-таки старше вас – и по званию, да и по возрасту тоже. «Он ответил мне так, давая понять, что я не арестован, – быстро отметил для себя Штирлиц. – А если так – у них нет улик, но они их ждут – и от меня тоже. Значит, у меня еще остался шанс». – Прошу простить, обергруппенфюрер. – Вот так-то лучше. Итак, о чем вы говорили с Борманом? С партайгеноссе Борманом? – Я смогу ответить на ваш вопрос только в его присутствии – прошу понять меня правильно. – Если бы вы ответили мне без него, это бы, возможно, избавило вас от необходимости отвечать на третий вопрос… Мюллер еще раз посмотрел на часы – Рольф должен сейчас спускаться вниз, Мюллер всегда считал, что удивительно точно чувствует время. – Я готов ответить на ваш третий вопрос, если он касается меня лично, но не интересов рейха и фюрера. – Он касается лично вас. Эти пальцы мои люди нашли на чемодане русской радистки. И на этот вопрос вам будет ответить труднее всего. – Почему? На этот вопрос мне как раз нетрудно ответить: чемодан радистки я осматривал в кабинете у Рольфа – он подтвердит. – А он уже подтвердил это. – В чем же дело? – Дело в том, что отпечатки ваших пальцев были зафиксированы в районном отделении гестапо еще до того, как чемодан попал к нам. – Ошибка исключена? – Исключена. – А случайность? – Возможна. Только доказательная случайность. Почему из двадцати миллионов чемоданов, находящихся в берлинских домах, именно на том, в котором русская радистка хранила свое хозяйство, обнаружены ваши пальцы? Как это объяснить? – Хм… хм… Объяснить это действительно трудно или почти невозможно. И я бы на вашем месте не поверил ни одному моему объяснению. Я понимаю вас, обергруппенфюрер. Я понимаю вас… – Мне бы очень хотелось получить от вас доказательный ответ, Штирлиц, даю вам честное слово, я отношусь к вам с симпатией. – Я верю. – Сейчас Рольф приведет сюда русскую, и она поможет нам сообразить – я уверен, – где вы могли «наследить» на чемодане. – Русская? – пожал плечами Штирлиц. – Которую я взял в госпитале? У меня абсолютная зрительная память. Если бы я встречал ее раньше, я бы помнил лицо. Нет, она нам не поможет… |