Онлайн книга «Белая кошка в светлой комнате»
|
– Мне бы хотелось узнать о нем и о его сыне Георгии. – Столько лет прошло, и вдруг ко мне приходит следователь из прокуратуры, интересуется людьми, которых давно нет в живых. Не странно ли? И снова тон, отсекающий всякое поползновение гражданина следователя на ее прошлое или на прошлое ее покойных друзей. Насколько приятно было общаться с бабушкой Дашей, настолько же неприятно вести диалог с бабушкой Региной. Не старушка – божий одуванчик, а бабка-ежка. К тому же и нога у нее костяная, то бишь протез. Так дело не пойдет, надо бы ее привести к взаимопониманию и консенсусу. А как? Шваркнуть по голове покушением на Валентина? В конце концов, она не родственница ему, с ударом не свалится, да и выглядит потрясающе крепкой. – Уверяю вас, это не странно, – сказал он. – Фрола и Георгия убили одинаково, то есть семью пулями. Недавно стреляли в Валентина, и тоже было семь выстрелов. Правда, Валентина не убили, даже не ранили. Это может показаться странным, но стреляли мимо. – В Валентина стреляли?! Новость ее поразила. Лицо Регины Аркадьевны приобрело серый оттенок, дрожащими руками она взяла пачку сигарет с журнального столика, закурила. В ее-то возрасте курить… Не бережет бабка-ежка здоровье! Щукин участливо предложил: – Вам принести воды? – Не надо, – раздраженно отказалась она. – Проклятье висит над этой семьей. Несправедливое проклятье. Бедный мальчик. – Но у проклятья есть исполнитель, он-то и стрелял. А мы разбираемся, кто вздумал покушаться на жизнь Валентина. Интерес к Фролу и Георгию не случаен, дело в том, что обоих уложили из одного пистолета системы «вальтер» образца тридцать восьмого года. В Валентина стреляли из того же пистолета, из которого убили его деда и отца. – Пистолет один? – недоверчиво прищурилась Регина Аркадьевна. – Как это? – Знаете, что такое баллистическая экспертиза? – Молодой человек, я знаю побольше вашего, – презрительно бросила она. – У меня был единственный интерес – книги, газеты и журналы, я достаточно образованна. Так, вы говорите, стреляли из одного пистолета? Быть того не может! – Но это так. Мы подняли дела, пули и гильзы идентичны. – Спрашивайте, я отвечу на ваши вопросы, если сочту возможным, – заявила она. – Не хочу, чтоб и Валентин рано закончил свою жизнь. – Кем вам приходился Фрол Самойлов? – При чем здесь Фрол? Стреляли-то в Валентина. Кажется, у бабки-ежки мозги атрофировались, раз не понимает прописных истин. Придется не раз ей вдалбливать, что… – «Вальтеров» было выпущено тысячи, а стреляли из одного, понимаете? Из одного! И стреляли по мужчинам из одной семьи. Какая мысль напрашивается? – Не знаю, что у вас там напрашивается, но после убийства Георгия прошло… – Почти тридцать лет, – подсказал он, в свою очередь перебив собеседницу. – Вы ответили на все ваши вопросы, – грубо заявила бабка-ежка. У Щукина желваки заходили от охватившего его неистовства: вот противная старуха! И тут же он принялся уговаривать себя быть терпимее. Бабка озлоблена на весь божий свет из-за увечья, наверняка провела жизнь в одиночестве, это для большинства людей сущий ад. Преодолевая раздражение, он объяснил: – Мы сначала отмели версию мести, которая фигурировала в деле Фрола, а потом вернулись к ней. Как оказалось, живы люди, хорошо знавшие Фрола и Георгия. Например, вы. Почему не допустить, что жив его враг, который до сих пор не успокоился? – Не мелите чепухи, – очень «тактично» фыркнула Регина Аркадьевна. Гостеприимная хозяйка, ничего не скажешь… Даже чаю не предложила! – Месть… Скажете тоже! Если предположить, что в Фрола Самойлова стрелял десятилетний ребенок, то ему сейчас должно быть… пятьдесят три. Элементарная логика подсказывает, что как минимум этому человеку должно было исполниться лет двадцать, когда он выстрелил в Фрола, так? Значит, сейчас ему будет больше шестидесяти. Миленький, вам не кажется, что в таком возрасте человек думает о своих болезнях, а не о мести? Что ж, мозги у бабушки не рассохлись по причине старости, мыслит она вполне здраво, но говорить о Фроле Самойлове не хочет, что хорошо читается по ее поведению. – И все же я прошу вас рассказать, что вам известно, вдруг это поможет Валентину. Кем вам приходился Фрол Самойлов? Черт, вопрос прозвучал бестактно, но слово не воробей… – Другом, – ощерилась бабка-ежка. – У вас другие сведения на этот счет? – В общем-то… да, есть другие сведения. – Спасибо за откровенность. К сожалению, большинство людей отличает низкая суть. Раз Фрол часто навещал меня, в их скудных мозгах рождалось одно: любовница. Огорчу вас, я не была его любовницей. Вас бы привлекла женщина с одной ногой? – Не знаю, – замялся Щукин, не желая обидеть Регину Аркадьевну. – Если бы эта женщина была умна… – Да бросьте чушь нести! – махнула она рукой, покривившись. – Здоровых людей калеки не интересуют. Да, Фрол относился ко мне очень трепетно. А я его любила. Но претендовать на него не могла по причине увечья, лишь была счастлива, что он навещал меня. Фрол был замечательный, умный, благородный, красивый мужчина. Жизнь моя сложилась так, что я очутилась буквально на улице, и на помощь мне пришел один человек – Фрол. Во время войны мы с мамой попали в белорусский партизанский отряд… Я была идейная с детства, с двенадцати лет меня использовали в качестве разведчицы – я добывала важные сведения, ведь ребенку легче пробраться в тыл. Меня уважали, как взрослую. А знаете, как совершаются подвиги? – Подвигов я не совершал, поэтому не знаю, – радуясь, что разговорил старушенцию, сказал Щукин. – Я объясню, как сама понимаю. Если в человеке присутствует авантюризм и страсть к опасностям, плюс к этому он воспринимает происходящее как игру с заведомо положительным концом, такой человек и способен на подвиг. Свои поступки подвигом он не считает, вообще об этом не думает, иначе задал бы себе вопрос: а что за сим последует – смерть, увечья, забвение… или наказание? Но тогда мы не ценили свою жизнь, воевали за Родину. А Родина потом отблагодарила… В сорок четвертом – мне исполнилось четырнадцать – я подорвалась на мине. Но самым страшным была не война, а то, что после нее. Когда пришлось ходить по инстанциям и доказывать, что ты имеешь право на пенсию и квартиру вне очереди, как участник войны. Из партизанского отряда никого не осталось, кроме меня и мамы, все погибли, выходя из окружения. И доказать, что мы воевали в партизанском отряде, было невозможно, чиновники нас отфутболивали. Теперь, как только слышу слово «Родина», передо мной встает образ бездушного и тупого чиновника. Она взяла вторую сигарету, прикурила от первой и продолжила: – Поверил Фрол. Он перевернул архивы, нашел газету… К нам в отряд прилетал корреспондент из Москвы, фотографировал меня, написал о моих подвигах в газете. Фрол корреспондента тоже отыскал. А чиновники все равно не верили, у меня ведь не сохранилось никаких документов. Ответьте, что это за страсть – унижать и без того обделенных людей, которые заслужили хотя бы уважение и сострадание? |