Онлайн книга «Отомстить и умереть»
|
— Значит, ты все-таки нашел свидетеля, — еле пробормотал прокурор. — Да. Напрасны ваши жертвы… Синицын, Шелягов… Надеюсь, все присутствующие здесь в курсе происходящего? — Я! — поднял руку Горшков. — Я ничего не понимаю. — В прошлый четверг прокурор города Белокуров Александр Евгеньевич после баньки, в которой парился вместе с вами, господа свидетели, пьяный в стельку сел за руль своего «лексуса» и едва не совершил наезд на мою дочь Анну… — Едва — преступленьем не считается, — назидательно изрек судья. — Случайный прохожий, оказавшийся, как вы поняли, гражданином Израиля, спас ее, столкнув с дороги в кювет. Что, впрочем, не уберегло Анюту от гибели… — Вот он и виноват во всем, — предпринял попытку оправдаться Белокуров. — Под колесами машины у нее было гораздо больше шансов выжить… От такого кощунства Василия перекосило. — Молись, гнида прокурорская! Молись и кайся… — А я неверующий. Атеист! — И вы не Господь Бог, чтобы выносить приговоры на свой страх и риск! Передайте кассету в суд, мы ее рассмотрим в купе с другими доказательствами и примем справедливое решение. Если Александр Евгеньевич виноват, то будет отвечать по всей строгости закона! — напустив важности на холеное лицо, приказным тоном распорядился Горшков. — Нет уж, дорогие мои… Фемида — барышня слепая. И ее меч со всей суровостью опускается только на безвинные головы. А коррупционеры всегда выходят сухими из воды. Поэтому его судьбу будет решать, как говорят американцы, судья Кольт и шестеро присяжных заседателей. У его российского коллеги по фамилии Макаров — присяжных восемь. И один — запасной — в патроннике… Так что шансов выжить у нашего обвиняемого, как вы, должно быть, сами понимаете, еще меньше, чем у подданных дяди Сэма… Майор замолчал и положил на стол рядом с диктофоном свой табельный пистолет, после чего с удовольствием затянулся сигаретой. В глазах сразу помутнело, силуэты «свидетелей» размылись и куда-то поплыли. Василий инстинктивно схватился за сердце и, как сквозь туман, увидел руку, тянущуюся через стол к его оружию. Превозмогая боль, он каким-то невероятным усилием воли успел первым сжать в ладони леденящую рукоять и дважды выстрелить. Кто-то ойкнул и упал. Вскоре боль в сердце ослабла. Прорезалось зрения. В дружной шеренге напротив не хватало одного бойца. Самого решительного и смелого из четырех. Генерала Левитина. «Первый отмщен… Кто следующий?» Сзади раздался стук в дверь. — У вас все в порядке? — спросил дрожащий мужской голос, скорее всего принадлежащий племяннику Горшкова — Игорю. — Да! — ответил за всех Шапиро, видимо, еще надеющийся на пощаду. — Итак, Александр Евгеньевич, я жду… Кто убил Синицына и Шелягова? Говори! — Да пошел ты! — вызверился прокурор, прекрасно понимавший, что его признание может потянуть на пожизненное заключение — диктофон-то включен! — Ну что же, не хочешь — и не надо, — Егоршин прицелился и выстрелил ему в бедро. Белокуров взвыл от боли. — Не стреляй! Я все скажу, все… — Мне это уже не интересно… Майор медленно навел ствол на грудь обидчика своей дочери и плавно, как учили, нажал на спусковой крючок. Прокурор рухнул замертво. Увидев второй труп, Шапиро обезумел. Упал на четвереньки и принялся ползать по полу тесной банкетки, бормоча что-то совершенно несвязное. — Дядя Витя, вы живы! — в то же время донесся из-за двери повторный крик. — Да! — вытирая пот с чела, промямлил судья. — Держитесь! Я уже вызвал милицию! Лучше бы он этого не говорил! Может, его родственник прожил бы на несколько минут дольше… — Я-то тут причем? — спросил Горшков, завороженно глядя в ствол, «дышащий» прямо ему в чело. — А чем ты лучше их? — Не лучше… Но к твоим проблемам не имею никакого отношения. — А другие что же, не люди? — Кого имеешь в виду? — Юношу, которого ты сбил прямо на пешеходном переходе… — А… Вот оно в чем дело… — За все надо платить, Витек! — Согласен! Я исправлюсь! Дам денег… — Не верю… — Пощади! Не пожалеешь. — Не могу! Слово дал… — Кому? — Дюймовочке… — Кому-кому? — Матери подростка, которого ты сделал инвалидом. — Так он тебе не родственник, не друг? Ты даже не знаешь его имени! — Знаю. Гена. — И все равно… Я просто отказываюсь что-либо понимать… — Таким, как ты, этого не дано — понимать других людей. Все ваши действия, все поступки имеют под собой конкретную и весьма узкую корыстную цель — получение финансовой выгоды. Без платы за усилие, ты и пернуть не захочешь… — А ты — Робин Гуд, альтруист, бессребреник… — Да. — Откуда такие берутся — ума не приложу! Он явно пытался тянуть время, но это не ускользнуло от внимания Василия. — Оттуда, откуда все мы — из мамкиной утробы, — сказал он, прицеливаясь. — В детстве — все равны, все одинаковы… Зато потом… Одни идут на поводу желтого дьявола, другие бескорыстно служат людям. — Вы конечно же относите себя к другим? — Естественно! — Ты что же, никогда не брал взяток, не отпускал взятых с поличным преступников, не возбуждал и не закрывал дела за «бабки»? — Нет. И очень сожалею, что такие, как ты, этого никогда не смогут понять… В коридоре раздались чьи-то шаги. Василий ухмыльнулся и выпустил в Горшкова две пули. После этого перевел взгляд на ползающего Шапиро. — Нет… Я не хочу… Простите меня, простите, — скулил Степан Иванович. — Это они меня заставили! Они!!! — Вот ведь как бывает — я ничего не знал, а ты во всем сознался, подписал, так сказать, сам себе смертный приговор… — Вы не посмеете… — Еще как посмею! Аня была смыслом моей жизни, понимаешь? Единственной радостью, отрадой, счастьем… Майор грустно вздохнул и вогнал пулю ему в затылок. Доктор умер, так и не поднявшись с колен. Снаружи донесся какой-то шорох. Спустя мгновение раздался взрыв, и помещение наполнилось едким дымом. «Спецназовцы взорвали кумулятивный заряд. Сейчас пойдут на штурм!» — догадался Егоршин. |