Онлайн книга «Путь командарма»
|
– Бывший! – уточнил полковник. – Бывший командующий, бывшего фронта, в бывшей войне! – гневно согласился генерал. – Не надо горячиться, Михаил Иванович. Охарактеризуйте его… пожалуйста. – Грамотный, принципиальный командир, честный, порядочный человек… – Вы вместе сидели в «Хаммельбурге», не так ли? – Сидели – не то слово. Содержались – так будет лучше. – И как он себя там вел? – Нормально. – Не сомневался в нашей победе? – Нет! – С администрацией сотрудничал? – Нет! – А это кто? – следователь выбрал из пачки фотографий еще одну и чуть ли не насильно вложил ее в руки подследственного. – Егоров Евгений Арсентьевич, бывший командующий четвертым стрелковым корпусом РККА. – Есть данные, что он приезжал к вам еще в Винницу. – Было дело. – С какой целью? – Дабы завербовать меня в организацию, в которой он уже состоял. – Какую? – РТНП. – Расшифруйте, пожалуйста… – Российская трудовая народная партия. – А вы знаете, что эта, с позволенья сказать – организация – была создана по инициативе немецкой разведки? – Поэтому я и отклонил их предложение. – Но, насколько мне известно, создали РТНП именно в Хаммельбургском лагере, там, где вы находились наиболее долго… Вы готовы подтвердить этот факт? – Подтверждаю. – А кто стоял у истоков этой антисоветской организации, помните? – Конечно. – Назовите их! – А то вы не знаете? – Знаю. Но хочу услышать фамилии всех предателей Родины из ваших уст. Поименно! – Хорошо. С русской стороны – ваш коллега, военный юрист третьего ранга Семен Александрович Мальцев, бывший военный прокурор сотой стрелковой дивизии, – не без злорадства отрапортовал Потапов. – С немецкой – зондерфюрер Кох и капитан фон Зиверс из контрразведки… – Фон Зиверс… Знакомая фамилия… Это не тот полковник, которого казнили в Нюрнберге? – Не знаю. – А как его звать, не вспомните? – Кажется, Вольф. – Может, Вольфрам? – Это одно и то же. – Ладно. Продолжайте. О чем мы говорили? – О руководстве РТНП. – Ах, да… Точно… – Отдел пропаганды партии возглавлял артист МХА-Та Сергей Николаевич Сверчков, военный отдел – бывший советский генерал-майор береговой службы, начальник Военно-Морского училища ПВО Иван Алексеевич Благовещенский. – Все ясно. Спасибо. – В 1942 году в интересующей вас организации неожиданно сменилось руководство… – Мы об этом уже знаем. Так что на сегодня можете быть свободны. Хотя нет. Постойте. Музыченко утверждает, что после беседы с вами Егоров изменил свою позицию и отозвал заявление о членстве в РТНП. Это правда? – А что, Ивану Николаевичу вы уже не доверяете? – Доверяем, но проверяем. – Правда. – А показания других свидетелей по данному делу вам интересны? – По какому делу? – По вашему. Об измене Родине. – Нет. Не интересны. Я Родине не изменял. Поэтому грязь ко мне не прилипнет! Допрос… И снова допрос
Москва, Лубянка. Лето 1945 года Следователь был, как всегда, предельно вежлив и прост в общении. Никогда не повышал голос, не брал на «понт», порой создавалось впечатление, что он – «душка парень», искренне желающий помочь «заблудшим душам». Но оно было обманчивым. «Этот не посочувствует, не сжалится; проколешься, ляпнешь не то, что надо, – и пойдешь под расстрельную статью», – такой вывод Потапов сделал уже после первых минут общения с ним. От подобных мыслей коробило и бросало в холодный пот. Остаться живым после трех с половиной лет пекла, а теперь сгинуть ни за что на родимой Русской земле? Разве это нормально?! – Скажу честно, Михаил Иванович, плохи ваши дела… Нам не удалось получить чьих-либо признательных показаний о вашем прямом пособничестве нацистам, но и того, что мы нарыли, вполне достаточно для ареста, а в последствии – для длительного срока заключения, а то и «вышки» [173]. – И что такого я натворил? – Во-первых, установили доверительные отношения с противником, подтверждающиеся совместным распитием спиртных напитков. Я имею в виду генерала Гудериана. Кстати, вы знаете, что он арестован нашими американскими союзниками? – Нет. – Мы передали им список интересующих нас вопросов, касающихся вашего пленения и сегодня утром получили долгожданный ответ. Вот – читайте. Если вы не против, можно вслух. – «Я, генерал-полковник Гудериан Гайнц Вильгельм, в ответ на ваш запрос подтверждаю, что 20 сентября 1941 года мною был взят в плен и допрошен командующий 5-й армией РККА генерал-майор Потапов. Мои солдаты обнаружили его в овраге под грудой мертвых тел и поначалу подумали, что Потапов тоже мертв. Но оказалось, что он только ранен и контужен. Мы привели его в чувство и отправили в лагерь военнопленных высокого ранга»… Ну, и что? – Погодите, это еще не все! Вот справка о вашем содержании в том, с позволенья сказать, лагере, больше напоминающем средненький советский санаторий. Отдельная комната, усиленное питание, опять же – адъютант, некто Тимофей Ковин. Кстати, вы не знаете, куда он подевался? – Не имею понятия. В лагере ходили слухи о том, что его догнала случайная пуля… Чуть ли не в последний день войны. – Так-так… Так-так, – следователь опять принялся стучать карандашом по поверхности стола – такая привычка уже давно раздражала невозмутимого командарма, но вслух своего неудовольствия он, конечно же, никогда не высказывал. – А как этот псевдоученый оказался возле вас, а? – Мы знакомы с детства. Он родом из соседнего села Рыляки. – Но в официальной автобиографии товарища Ковина указано совсем другое место рождения. Сибирь. Красноярский край. – Его родителей выслали туда… При моем, кстати говоря, содействии. – За что? – За антисоветскую деятельность. – У меня есть список всех высланных из Калужской области. Фамилии «Ковин» среди них нет. Есть Ковинов Егор Терентьевич и Ковинова Авдотья Павловна. |