Книга До и после конца света, страница 29 – Лариса Соболева

– Да, Никитушка, это я.

– Мама, сделай мне одолжение, только не ставь в известность отца и вашу квартирантку.

– Не поставлю. Что ты хочешь?

– Тихонько возьми у нее паспорт и посмотри, где она прописана. Это не преступно, как видишь. Потом мне позвонишь и скажешь адрес.

– Сейчас не могу, а когда Яна с папой вернутся, посмотрю.

– Вернутся? Откуда?

– Папа повез Яну… э… зарегистрировать.

– О какой регистрации ты говоришь?

– Ну… прописку сделать, – наконец выпалила она, видимо, понимая, как сын взбесится, потому и мямлила.

– Вы оба из ума выжили? – заорал он в трубку. – Прописывать совершенно чужого человека!..

– Никита, не кричи…

– Здорово она вас обработала.

– Никита, малышу необходимо наблюдение врачей, он из-за твоих выпадов не получает материнского молока, оно пропало. И Яночке нужно показаться врачу, а без прописки как? Только по месту жительства или за плату, а папа из принципа не хочет платить врачам за то, что они обязаны делать…

– Маразм!

Маме не доводилось слышать грубостей от сына, он слыл человеком благонравным и корректным, мало походил на отца, разумеется, характером. Зато муж приучил ее к неласковому обращению, потому Альбина Павловна не оскорбилась, но замечание сделала:

– Никита, ты испортился. На тебя плохо повлияла твоя Алика, лично я рада, что свадьба расстроилась.

– Алика-то здесь при чем?

– К тому же прописку папа делает Яне временную, на год, так что успокойся. Тебя совсем не интересует твой сын? Откуда такое безразличие?

– Услышь меня хоть раз: он не мой сын, не мой! Чтоб тебе стало еще понятней, я его не делал.

И бросил трубку. Но в голове застряло: а вдруг сделал и не помнишь этого? Вдруг подсунули таблетку и был без памяти? Нет, это надо выяснить, иначе свихнуться недолго.

Дома у Прохора было не опрятней, чем на работе, компьютерный стол завален разнообразными вещами (вплоть до зубной щетки), которые у нормальных людей лежат по своим местам. Из завала с трудом можно разглядеть монитор, да и то лишь потому, что огромен. Серафиме Прохор предоставил кресло, себе и Никите поставил стулья, вдруг вспомнил и достал из кармана джинсов мятую записку:

– Держи пароль.

– Что за пароль? – поинтересовалась Серафима.

– Потом скажу, – отмахнулся Никита. – Вот фотография, Прохор, мы хотим ее рассмотреть детально.

– Сейчас отсканирую. – Наладил какой-то аппарат из завала и поинтересовался у дамы: – Что будем пить – чай или кофе? Чай у меня настоящий, тайваньский, а не бурда из супермаркета.

– Ну, тогда, конечно, чай.

Он умчался на кухню, Серафима застыла с прямой спиной, опершись руками о кресло. Никита наблюдал за ней, листая журнал, который вытащил из груды на подоконнике. Опять посетила та же мысль: какой из нее адвокат, ей в самый раз куколку посадить на колени, а не свод законов держать в ручках.

Вернулся Прохор с кружками на подносе, одну небрежно сунул Никите, другую – Серафиме, заботливо предупредив девушку:

– Осторожно, чай горячий. Ну-с, приступим?

Фотография появилась на мониторе в увеличенном виде, но мутноватая, Прохор пробежался пальцами по клавиатуре, снимок стал четче.

– Никита, теперь вы узнаете место? – спросила Серафима.

– Не-а.

– А можно эту часть сделать более четкой и немного увеличить? – обратилась она к Прохору.

– Минуточку… – щелкая мышью, произнес Прохор. – Так пойдет?

– Угу… А теперь эту голову сделайте видимой.

И так два часа. Увеличивали детали, Прохор «очищал» изображение, Серафима просила сохранить фрагменты. Пока не добрались до стены, на заднем плане которой висела тарелка с изображением двух чаек.

– Вспомнил! – воскликнул Никита, до этого успевший заскучать, ибо занятие посчитал бесполезным. – Эта тарелка… я еще тогда обратил внимание на птиц… Вспомнил, черт возьми! Все вспомнил!

Никита в ажиотаже заходил по комнате, собираясь подробно рассказать, при каких обстоятельствах его поцеловала Яна, но Серафима неожиданно остудила его:

– Вот и хорошо, воспоминаниями поделитесь позже, когда проступят в вашей памяти мельчайшие подробности. Не торопитесь. А сейчас… Никита, вы говорили Прохору еще об одном задании?

– Э… Да… То есть нет… – еще не выйдя из своего состояния возбуждения, промямлил он. – Не говорил. Не успел.

Нет, какова, а? Его память откликнулась с большим трудом, а Серафиме на это чихать! Она ворковала с компьютерщиком:

– Прохор, вы не могли бы нам еще разок помочь?

– Вам, Серафима? – замурлыкал тот, как мартовский кот, соблазняющий кошку. – Вы только намекните, а я со своей стороны… я готов.

– Спасибо. Но задание не из легких и требует полнейшего вашего молчания, а помочь можете только вы.

– Готов, готов, – заверил он.

– Но сначала скажите, кто следит за мониторами, на которые идут сигналы с камер слежения?

– Служба безопасности.

– Долго они хранят информацию? – непонятно к чему вела Серафима.

– Я не в курсе. Мое дело – контролировать исправность системы, подремонтировать персональные компьютеры, если они барахлят.

– Все-таки узнайте, можно ли просмотреть записи, скажем, месячной давности. И главное… Неизвестный в вашей фирме воспользовался электронным адресом Никиты и от его имени посылал письма. У нас подозрение, что он это делал с рабочего компьютера. Скажите, реально выяснить, с какого именно компьютера он слал письма?

– Реально. – Прохор уже не рисовался, а несколько стух, понимая, чего от него ждут. – Концы всегда остаются, но их нужно найти, на это потребуется время и, естественно, знания. Если с рабочего компа слали, то провентилировать предстоит всю систему, пока не наткнешься на тот самый комп.

– То есть дело сложное. А кто может… провентилировать?

– ФСБ, например.

– А кроме ФСБ, никого нет?

– Хакеры. Это их поле деятельности. Понимаю, куда вы клоните, честно скажу, не занимался этим никогда – законом карается данный вид деятельности.

– Но вы же систему знаете, вам не нужно ее ломать.

– Взламывать, – поправил он. – Я систему знаю, но не думайте, что в ней пошарить – как по карманам в гардеробе полазить.

– Прохор, помогите нам, пожалуйста, – по-детски жалобно попросила она, наморщив лобик. – Если б вы знали, как это важно и нужно.

Вот так ляпнешь, не подумав, обещания, а потом готов рвать волосы на себе, раскаиваясь. Прохор потер небритый подбородок, повздыхал, Серафима не сводила с него темных глаз, словно внушала: согласись, согласись. Он взглянул на Никиту и с отчаянием произнес: