Книга После бала, страница 40 – Энтон Дисклофани

Все блестящее общество смотрело на Джоан. Все блестящее общество было очаровано. Я дотронулась до плеча Сиэлы и жестом указала на этих людей.

– Они любят ее, – сказала я.

Было сложно не получать удовольствие, не гордиться красотой и обаянием Джоан. Сложно не позлорадствовать тому, как закончилась эта ночь: Сиэла пыталась организовать все для себя, пыталась полностью устранить Джоан, а вот оно как все вышло.

Сиэла повернулась ко мне.

– С ней что-то не так, – сказала она. – Она в беде, Сесе.

«Я знаю», – должна была сказать я. Сиэла на самом деле думала, что я этого не понимаю? Я знала, как много она пьет; это ведь я прятала пустые бутылки в сумку и тайком выносила их из Банки, хотя, конечно, Сари знала, что я делаю.

– Она просто веселится, – сказала я и даже почти поверила себе.

Сиэла улыбнулась, почти ухмыльнулась, хотя это и не было ей свойственно.

– Веселится, – сказала Сиэла. – Ты и вправду так считаешь?

Какую-то секунду Сиэла изучала меня. Я видела, что она не может определиться.

– Да, – решительно ответила я, чтобы положить конец этому разговору.

Вскоре Сиэла уехала, поцеловав меня в каждую щеку, как француженка. Она взглянула на Джоан, которая смеялась с Сэмом возле бара.

– Удачи с ней, – сказала она, – хотя, наверное, удача тебе не нужна.

Она была мне необходима. Вытащить Джоан из клуба, бара или с вечеринки было практически невозможно. Я знала, что Сиэле и всем остальным непонятно, зачем я остаюсь до конца, зачем делаю то, что делаю.

– Бросай ты эту квартиру, – сказала Сиэла, когда Джоан была в Голливуде, а я встретила Рэя. – Выйди замуж. Купи дом. Это неправильно – ждать кого-то, кто может и не вернуться.

Сиэла всегда давала дельные советы. Я пошла к бару.

– Детка, – крикнул мне какой-то мужчина, – детка, иди садись.

Было почти два часа ночи. Алкоголь прекратил на меня действовать. Я хотела домой.

Я села у почти пустой барной стойки рядом с мужчиной из Остина, который, скорее всего, ждал Джоан, чтобы уехать вместе. Он выглядел вполне безобидным. Не знаю, почему я подумала об этом, но, как и любая женщина на земле, я каким-то образом научилась разделять мужчин на опасных и безвредных.

– Джоан, – окликнула я. Она шептала что-то Сэму, заговорщически державшему ее под локоть. Мне стало противно, хотя я прекрасно знала, что именно Джоан сказала бы мне. «Это же мужчины, Сесе. Они животные. Принимай это как комплимент».

А теперь Джоан притворялась, что не слышит меня. Мне повезет, если мы сядем в машину к трем.

– Джоан, – рявкнула я.

Она обернулась и уставилась на меня. Сэм и мужчина из Остина выровняли спины.

– Уходи, – сказала она и сделала паузу. – Оставь меня в покое. Убирайся. Я найду дорогу домой.

Мое лицо пылало. Она иногда становилась раздражительной к концу ночи, но никогда не разговаривала со мной таким тоном, тем более – перед незнакомцами.

Ее глаза горели, а зрачки были необычно большими. Она не была похожа на женщину, которая всю ночь пила. Она выглядела так, будто у нее полным-полно сил и энергии.

Несмотря на всю странность ее глаз, я ушла.

– Ты оставила ее там? – спросит Мэри. – Совсем одну?

Да. Я оставила ее там. Совсем одну.

– Хорошо, – сказала я, беря свой клатч и боа.

Фреду я сказала, чтобы он вез меня домой, а Джоан сама найдет дорогу.

Следующим утром я проснулась в одиннадцать часов. Почистила зубы; нанесла под глаза крем, который подарила мне Кенна, она сказала, что привезла его из Парижа; выпила таблетку, которая должна была сделать мои волосы более густыми; и когда я наконец вышла из ванной, надев капри с высокой талией и мягкую блузку, которая оголяла как раз нужную зону моих ключиц, я почувствовала себя так хорошо, как уже давно не чувствовала. Я это поняла еще до того, как заснула с мыслями о Джоан: нельзя оставлять все так, как есть. Ей нужно начать возвращаться домой в комендантский час, начать меньше пить и быть аккуратной с поступками и высказываниями. И прекратить повышать на меня голос перед незнакомцами. Я привыкла к смене настроения Джоан, но не могла стерпеть того, что чужие люди видят личные стороны наших отношений. Теперь этот момент принадлежал Сэму, мужчине из Остина и людям у бара. Джоан подарила его им.

В Банке всегда было очень много света; иногда, когда солнце слепило, мы с Джоан ходили по дому в темных очках. Я прикрыла глаза и пошла на кухню, где Сари поставила передо мной тарелку овсянки.

Перед тем как увидеть ее, я услышала, как ее туфли на толстой подошве стучат о кафель.

– Ты хочешь что-нибудь еще, кроме овсянки? Яйцо?

– Нет, – сказала я. – Спасибо.

Она задавала мне этот вопрос каждое утро, и каждое утро я отказывалась и благодарила ее. Со служанками существует так много ритуалов. Джоан, выйдя из комнаты, – я взглянула на ее дверь и зажмурилась от яркого света в гостиной – попросила бы чего-нибудь жирного, с мясом, «чтобы впитать яд».

Сари отмерила кофе, налила полный стакан апельсинового сока, который выжимала каждое утро.

– Спасибо, – сказала я, когда Сари поставила маленький, аккуратный стакан возле моей тарелки с овсянкой.

Сари издала низкий, агрессивный звук. Я ожидала, что она уйдет. Она всегда так делала, когда Джоан не было дома. А когда была, то она оставалась на кухне и ухаживала за Джоан, которой это было необходимо.

Она стояла вне поля моего зрения, будто ожидая чего-то.

– Да?

– Хочу напомнить, что сегодня вечером приезжает миссис Фортиер, – сказала Сари. – С мистером Фортиером.

Я совсем забыла. Мэри никогда не приезжала в Банку. Фарлоу заезжал постоянно, чтобы принести подарки, посидеть на террасе с бокалом шампанского, любуясь мглистым закатом Хьюстона. А Джоан ездила к Мэри. В их отношениях что-то изменилось; Джоан была привязана к Мэри, как никогда ранее. Это изменение я ошибочно приняла за близость: я думала, что Джоан нуждалась в матери. Я ничего не знала. Джоан действительно нуждалась в Мэри, но не так, как я думала.

В пять часов, за два часа до приезда Мэри и Фарлоу, я постучалась в дверь Джоан. Ответа не последовало, поэтому, вместо того чтобы постучать еще раз, я крутанула круглую ручку и заморгала; постепенно темная комната «проявилась» и я заметила, что кровать Джоан совсем нетронута. Книги, лежавшие на комоде с момента ее приезда, пропали.

Я подумала, что она лежит мертвая в ванной. Я не знаю, какой страх подтолкнул мой мозг на самый худший вариант, но я зашла в ванную, включила свет и не увидела ничего, кроме белого фарфора и своего отражения в зеркале, и только тогда я осознала всю абсурдность этой идеи. Конечно же, Джоан не умерла.