Книга Инструмент богов, страница 17 – Лариса Соболева

– Знаешь, где у профессора чернила?

– В кабинете.

– Неси. Да! Вытри все, до чего дотрагивался. Не той тряпкой, которой кровь смывал, дуралей! Сухой!

Николай принес чернила в бутылке, отправился стирать свои отпечатки, а разве вспомнишь, где он их оставил? Протирал все подряд. А Тарас аккуратно вылил чернила на место бывшего кровавого пятна, потом растер бутылкой новое пятно и положил ее рядом. Тряпки вместе с миской сунул в хозяйственную сумку, ее взял на кухне, уточнил:

– Ты все вытер? Чай, водку пил?

– Пил. Нюша вымыла посуду до моего ухода.

– Тогда идем.

– А как же Пахомов, Нюша?..

– Простят нам. Ступай вперед.

В начале пятого они благополучно покинули дом, бегом добрались до мотоцикла. Тарас сделал крюк, выехал на мост, на середине реки кинул финку в воду со словами:

– Ничего, попадутся и без этой улики.

Приехав к Тарасу, в дом вошли не сразу, сначала на огороде развели небольшой костер, сожгли тряпки и сумку, правда, мокрая ткань не хотела гореть, но и тут нашли выход: плеснули керосином. Подсовывая веткой мокрую тряпку к языкам пламени, Тарас спросил:

– Не заметил, что унесли из квартиры?

– На столе стоял хрустальный кубок, небольшой, на серебряной подставке, его нет.

– Что за подставка? Какая у нее форма?

– Кубок, как высокий бокал, а подставка в форме трех дубовых листов.

– Нарисовать сможешь?

– Попытаюсь. Еще пропала аметистовая друза...

– Что такое друза?

– Это группа сросшихся друг с другом кристаллов. У Пахомова аметисты были величиной с мой мизинец, это камни фиолетового цвета, прозрачные.

– Тоже нарисуй. Что еще пропало?

– Не знаю. Кубок и аметисты – то, что бросилось в глаза.

– Ценности у Пахомова были?

– Были. Пять золотых монет эпохи Петра Первого, он мне показывал... может, еще что-то хранил, но я не знаю. Скажи, Тарас, они там лежат... как теперь сообщить, что их убили?

– А никак. Будем ждать, когда трупы кто-нибудь обнаружит. Чем позже найдут, тем лучше для тебя. По прошествии нескольких дней свидетели, если таковые имеются, точно не вспомнят, когда и где тебя видели. Догорит, – махнул рукой Тарас, бросил в костер ветку и пошел в дом.

Вера с Майей вскинули на мужей встревоженные глаза, но ни один не рассказал, где они пропадали, при всем при том Тарас предупредил:

– Девчонки, о сегодняшней ночи никому ни слова.

– Ты за кого нас принимаешь? – обиделась Майя.

– Я всего лишь предупреждаю. Вера, когда тебя вызовут...

– Меня? – вздрогнула она. – Куда? Зачем?

– Да все туда же, – устало проговорил он, опускаясь на табурет. – И Викинга вызовут. Он часто заходил к Пахомову, а всех знакомых профессора будут допрашивать. Викинга видели, как он заходил в подъезд, ты должна говорить... нет, стоять насмерть, что вернулся он домой в десять. Поняла?

– Поняла, – кивнула Вера. – Я не подведу.

– Теперь идите, я еще посплю часа два. Желательно, чтоб вас никто не видел из соседей. Поторопитесь, пока они спят.

Вера и Николай брели домой молча, каждый находился в своих тяжелых думах, не зная, чем обернется прошедшая ночь. Оставив мужа на лестничной клетке, Вера вошла в квартиру и судорожно отпирала дверь в свою комнату, с опаской посматривая в сторону кухни – там уже кто-то гремел кастрюлями. Она влетела в комнату незамеченной, слегка перевела дух, затем быстро переоделась в домашнюю одежду, растрепала волосы. Схватив чайник, вышла в коридор и, первым делом, легонько стукнула во входную дверь, подав Николаю знак – путь свободен, тут же побежала на кухню. Но ему не повезло – соседка выползла, а обычно спала до обеда. Парася Назаровна – женщина моложавая, не без привлекательности, состояла из буклей, утрамбованных форм и румян. Нигде не работала, однако одежду носила наилучшую, какую предпочитали жены министров. Вывод жильцы сделали: спекулянтка, оттого недолюбливали ее, правда, на спекуляции она пока не попалась, но заходили к ней разные люди. Парася была одинокой и соседа не обходила вниманием.

– Доброе утро, Николай Карлович, – поправив на груди кимоно в райских птицах, игриво поздоровалась Парася. – Что это вы так поздно домой возвращаетесь?

– Я выходил курить, – оправдался Николай.

– А что у вас с головой?

– Балка упала на стройке.

– Бедненький, – кокетливо повела бровями она, подступая к Николаю.

В это время из кухни, как коршун, вылетела Вера с чайником. Сузив глаза, она шла точно на Парасю, словно собиралась окатить соседку кипятком. Та мигом отступила от объекта, поплыла к кухне, бросая через плечо:

– Вы бы, Николай Карлович, починили мне замочек на браслетке, а то все только Багратионихе оказываете услуги. Вы же у нас тут один способности имеете.

– Починю, – пообещал он.

Высунула в дверную щель седую голову Раймонда Багратионовна:

– Верико, Параська пристает к тебе?

– Не ко мне, к Николаю, – процедила Вера, заталкивая мужа в комнату. – Дождется: я ей космы выдеру.

– Лучше мышьяку подсыпать, – дала громкий совет Раймонда Багратионовна. – Мучиться будет долго.

– А я все слышу, – появилась из-за угла Парася с зубной щеткой в руке и с белым от порошка ртом. – Стыдно вам, Раймонда Багратионовна, советы такие раздавать. В ваши-то годы, бывшей рэволюционэрке! Заявлю на вас. И не ложьте больше на мой стол свои салфетки в крошках.

– Хм! – презрительно фыркнула в ее сторону Раймонда Багратионовна, гордо приподняв грузинский нос.

– Шести нет! – взвизгнуло новое действующее лицо, принадлежавшее мордастой скандалистке. – Дадите хочь раз выспаться, паразитки?

Все, квартира ожила. Николай опустился на стул у стола, свесил голову, ложиться спать уже не имело смысла.

– Из-за этой гадины чайник не вскипятила, – бухтела Вера, готовя завтрак.

Николай поймал ее, усадил на колени и уткнулся в грудь:

– Зачем ты на Параську тратишься?

– Чтоб не вертелась вокруг тебя.

– Дуреха.

– Колька... – Вера обхватила его голову руками. – Что же теперь будет?

– Не знаю...

– Считаете, я повел себя как трус? – спросил Линдер.

– Мне трудно судить, – уклонился от ответа Вячеслав. Собственно, по рассказу так и выглядело, но, учитывая обстоятельства, кто бы не струсил? – Тогда вы и решили бежать?

– Что вы! В те времена бежать из страны было равносильно смерти. Для того чтоб решиться на такой отчаянный шаг, нужно попасть в безвыходное положение, равносильное все той же смерти. Но признаюсь: мне стало страшно, я растерялся, хотя еще верил, что все обойдется.