Книга Останется при мне, страница 93 – Уоллес Стегнер

Позже, около семи вечера, я подошел достаточно близко, чтобы увидеть компанию. Почти все расположились на бугорке у костра, сидели и ели; Лайл и Дэвид, сидя на корточках в дыму, делили бифштексы, а Барни обходил всех с кувшином вина, висящим на пальце. Я снова был раздосадован. Почему они так беззаботны? Ведь должны знать причину, по которой с ними нет ни Чарити, ни Сида, ни меня, ни Камфорт, ни Халли. Но, чуточку подумав, я понял, что они не знают-таки. Знает Моу, и еще, может быть, Лайл, а остальным они точно не сообщили, потому что указания Чарити были очень ясными. Если они заволновались насчет Сида, то, должно быть, успокоили себя тем, что он наверняка уже со мной, что я сижу с ним где-то или повел гулять ради целительной физической усталости.

То, что его со мной нет, что я физически изнуряю одного себя, означало, что мне уж точно не надо подходить к ним и присоединяться к пиру, от запахов которого у меня текли слюнки. Если я подойду, будет масса приветствий, вопросов и общения, а если я объясню, почему не могу остаться надолго, это убьет пикник.

Но куда в таком случае? Обратно к Верхнему дому? Я не мог придумать ничего лучшего и, пустившись в путь, с каждым шагом обретал все большую уверенность, что найду его там. Я быстро двинулся по старой грунтовой дороге, миновал яму, заросшую кипреем – тут сгорел брошенный фермерский дом, остался только погреб, – прошел через участок, где среди сахарных кленов росли елки и душили все живое, пересек игровое поле; дальше – бальзаминовый коридор, ворота. Оттуда уже был виден дом внизу и тихая лужайка при нем.

“Рамблер” так и стоял, где Моу его оставил. Записка была по-прежнему наколота на антенну. На траве лежали сложенная кушетка и сложенный стул.

После этого – несколько погонь за призраками. Мне пришло в голову – вспыхнуло в ней лампочкой, как в комиксах, – что он, возможно, в своей мастерской-кабинете, может быть, ноги принесли его туда сами. Стоит там сейчас и выпрямляет старые гвозди на наковальне.

Конечно, конечно. Слабоумный мальчик давно бы об этом подумал.

Я сел в “рамблер”, поехал вниз, остановился в рощице, где они всегда парковались, прошел мимо дровяного сарая к мастерской и отодвинул скользящую дверь, за которой было тихо и пахло олифой.

– Сид! – позвал я.

Никого.

Позднее, вернувшись к Верхнему дому, сидя на ступеньке крыльца, подкрепляясь крекерами и сыром и соображая, как быть дальше, я увидел, что солнце скоро опустится за холм и что там, на западе, длинная облачная гряда с огненным краем окрашивается в оранжевый цвет. Закат обещал быть великолепным, ровно таким, какой заказала бы, будь ее воля, Чарити. И в голове у меня вспыхнула еще одна лампочка. Там, на западном склоне холма, есть место, где ледник выдолбил в пласте сланца, выходящем на поверхность, длинную выемку. После ухода ледника осталось подобие скамьи длиной футов в триста с наклонной спинкой и мягкими подушками из мха – мы не меньше десятка раз сидели там безмолвно и смотрели на гаснущее небесное пламя. Что бы Сид ни делал последние четыре часа, не потянуло ли его сейчас туда? Мне подумалось – да, вполне возможно. Сидит там, залитый красным сиянием, переживает утрату и то, что его, как ребенка, исключили из нее ради его же блага; мне представилось, что он мучит себя не приносящими утешения строками, которые образование и привычка вынесли на поверхность его сознания:

При желании я мог добраться туда на машине: вниз с холма, потом с милю вокруг него. Но я не хотел рисковать: что если Сид вернется, увидит пустой дом, кругом ни души, ни машины, ни записки? Невзирая на усталость, я решил оправиться пешком – через лес это полмили максимум.

Перед уходом включил свет на крыльце и поднял записку на антенне чуть повыше. И двинулся в путь, до того уставший, что тазобедренные суставы ныли в своих впадинах, через темнеющий лиственный лес к западному склону, где передо мной открылось небо, неровно обрезанное снизу главной горной цепью, уже черной сейчас. Длинная облачная гряда, которая совсем недавно была серебристо-огненной, как покрывающийся пеплом уголь в дровяной печи, остывая, сделалась фиолетовой. Вдоль холма под углом шла оставленная ледником выемка, почти не заслоняемая деревьями. Мой взгляд побежал по ней в поисках подсвеченной красным фигуры в хаки.

– Сид! – позвал я снова.

Никого.

Когда я возвращался, в лесу уже было так темно, что пришлось зажечь фонарик. “Видишь? – сказал мне мой ум, когда луч заплясал на пнях и папоротниках впереди. – Тебе понятна его зависимость, разве нет? Она сказала, что рано или поздно понадобится фонарик, и была права. Как всегда”.

К тому времени я уже был не просто озабочен, а по-настоящему встревожен. Я растранжирил четыре часа с лишним, я давно уже должен был организовать поиски, не надо было беречь пикник. Освещенное крыльцо, когда я, миновав конюшню, поднялся к дому, не ободрило меня, потому что я сразу увидел: “рамблер” стоит на том же месте, и над ним белеет, заимствуя свет не то от лампы над крыльцом, не то от луны, записка.

Я был решительно настроен сразу двинуться на холм и отправить семью на поиски, но тут на кухне зазвонил телефон. Я ринулся к нему и взял трубку.

– Алло!

– Милый, это я, – сказала Салли. – Ты вернулся. Ну как?

– Что?

– Пикник. Как все прошло? Когда мы вышли, мы увидели, что вас уже нет, что “мармон” уехал.

– А… – сказал я. – Да, все прошло хорошо.

– То есть их ее отсутствие не остановило.

– Не остановило. Но, конечно, они ощущали ее отсутствие. Оно их не остановило, потому что почти никто из них не знал…

– Ты дышишь так, как будто запыхался.

– Прибежал из двора.

– Как Сид?

– Ничего. Исполнял свои обязанности. С ним все будет нормально.

– О, я так рада, – сказала Салли. – Я боялась… А ты-то как? Трудно с ним было? Ему выдержка не изменяла?

– Я не замечал.

– Хорошо. Потому что, ты знаешь, ей она изменила. Она сидела, смотрела в окно и плакала всю дорогу. Поступив с ним так, почувствовала, что с собой так поступила.

– Ужас, – сказал я. – Вы устроили ее там? Вернетесь сегодня?

– Нет, поэтому я, как только решила, что вы уже могли вернуться, сразу позвонила. Мы приедем завтра до полудня. Мы не стали надолго оставаться с Чарити, потому что она очень устала и ослабела. Только что, после ужина, повидали ее опять, и еще раз придем завтра перед отъездом. – Пауза. – Ларри.