Онлайн книга «Кошмар во сне и наяву»
|
Может, кому-то от этого легче. Наверное, наверное! Предсмертные муки дочери не застят взор Лады и Кирилла. Но отчего-то ведь она умерла! Что-то ведь остановило биение маленького сердечка, что-то наполнило кровью рот! Кирилл, почему же ты не нашел того, кто это сделал, почему не расправился с ним? Почему не наполнил запекшейся, мертвой кровью его рот? Герман споткнулся, ударился лбом о косяк и взвыл от боли. Прихожая плясала вокруг него так, что стало страшно: стены вот-вот навалятся и раздавят. Шарахнулся на лестницу, но тут дело пошло еще хуже: ступеньки выскальзывали из-под ног. Кое-как, повисая на перилах, Герман спустился на пол-этажа, а потом просто катился до самой двери подъезда. Она его тоже возненавидела – так дала по спине, что зарылся носом в землю. Боль чуть отрезвила, но лишь на миг. Хмель, сгущенный горем, достал, наконец. Сознание меркло, и меркнул мир вокруг. «Если останусь здесь, – промелькнуло в сознании, – никто не найдет Хингана!» Встал на четвереньки, потом выпрямился, хватаясь за что-то ледяное. Это крыло джипа, его джипа. Хо-ро-шо… – Хинган! – выкрикнул он, падая на капот и пытаясь снова встать. – Хинган! Иди сюда! – Ты что, голубой? – послышался рядом хриплый голос. – Ты голубой, тебя спрашивают? Герман с трудом повернул голову. Какая-то женщина, вроде. Он не видел ни лица, ни фигуры – ничего. – П-почему? – слабо шевельнул губами. – Почему голубой? Сам мужик и мужика зовешь. Хинган – любовничек твой? Ну, сдался он тебе, давай лучше со мной, а? – А? – тупо повторил Герман. – Да ты совсем хорошенький! – хихикнула женщина. – Ну, куда пойдем? Машинка твоя? Хочешь в машинке? Герман мотнул головой, но чьи-то руки уже обвили его шею, липкие губы мазнули по щеке. По нему словно бы ползло что-то, присасывалось. Попытался стряхнуть с себя это неизвестное насекомое, но оно держалось цепко, зудело: – Ну давай, давай! Герман почувствовал, что задыхается. – Эй, ты! – фальцетом закричал кто-то рядом. – А ну пошла! Пошла вон, говорят! Насекомое запищало недовольно, потом что-то рвануло его с груди Германа – и он со всхлипом глотнул свежего воздуха. – Живой? Чье-то лицо замаячило наверху, и Герман, поняв, что лежит, неуклюже начал подниматься. Незнакомые руки помогали ему, незнакомый голос успокоительно журчал рядом: – Ну, слава богу, а то я думал, она тебя до смерти заласкала. – Она – кто? – выдавил Герман, опять утверждаясь на ногах. – Да бес ее знает, блядь какая-то, – спокойно ответил незнакомец. – Кого ж тут еще найдешь, на Сухаревке? – Где-е? – Ты что, забыл, где есть? Сухаревка – это ж самое в Москве проституточное место! Там, где ларьки, девки почище, с сутенерами да охраной, а здесь попроще, подешевле таскаются. Только это одно слово, дешевле, мол, а на самом деле как доберутся до кармана, так все повысосут, пиявицы. А тебе Хинган на что надобен? Это имя подействовало на Германа, будто разряд тока. – Хинган?! Это ты – Хинган? Вцепился во что-то, тряхнул, мечтая добраться пальцами до горла… и получил такой удар по носу, что искры посыпались из глаз. – Ну, сучонок! – воскликнул рядом обиженный голос. – Я его же спас, а он же меня давить норовит! Угомонись, я не Хинган, понял! – А он – где? – Да на хрен тебе дерьмо такое, скажи на милость? Ты ж не из блатных – чего к этому фраеру тянешься? Поезжай лучше домой, проспись, утро вечера мудренее… Машину вести сможешь? Герман мотнул головой. – Сколько дашь, если я тебя отвезу? – оживился его спаситель. – Сколько хочешь, – Герман слепо зашарил по дверце, пытаясь найти ручку. – А ехать далеко? – Во Внуко-во… Улица Лесная… 36… – Ты мне еще про этаж скажи. Сдуреть, это ж какая даль! Точно, заплатишь? Герман ввалился на заднее сиденье, упал плашмя. Сил достало только на то, чтобы нашарить в кармане ключи, протянуть незнакомцу и выдохнуть слово, которое теперь одно владело всем его сознанием, всем существом: – Хин-ган! – Да найдем мы тебе того Хингана, только не плачь! Загудел мотор, все заколыхалось, унося Германа в сонную глубь… но и во сне он, чудилось, слышал это успокоительное: «Найдем… найдем Хингана!» – и блаженно улыбался. * * * Ворота кладбища оказались закрытыми. Кавалеров укоризненно покачал головой: на улице еще белый день, что только люди себе позволяют? Хотя уже полчетвертого, скоро начнет смеркаться… так что, пожалуй, правильно делают, что закрывают. Совсем ни к чему, чтобы ночью по кладбищу шлялись люди. Еще заблудится кто-нибудь, замерзнет. Да и спятить здесь недолго в темноте! Он погромыхал калиткой. Вышел сторож с таким неприступным выражением лица, что любой другой на месте Кавалерова сделал бы от ворот поворот. А он только усмехнулся и достал из кармана скомканный полтинник. Сторож без звука снял замок. Кавалеров еще раз оглянулся – нет, никого на подъездной дороге и автостоянка пуста, – и вошел в калитку, которая тотчас же с грохотом захлопнулась за его спиной. Невольно вздрогнул. Он всегда вздрагивал от такого вот железного, ржавого, захлопывающегося громыхания. Бесповоротного… Ну что ж, от этого никуда не деться. Может быть, когда-нибудь он забудет, как одинаково скрежещут все на свете тюремные ворота. Хотя вряд ли. «Это уж профессиональное!» – как любит говорить сучонок. Кавалеров еще раз оглянулся. Послышалось, что сзади подъехала машина. Вот именно – послышалось. И все-таки он пошел не по расчищенной дорожке, а обходной тропкой, кое-где проваливаясь чуть не по колено. Набрал снегу в оба башмака почти сразу. Вот где ненавистные валеночки сгодились бы. Да ладно, подумаешь, горе! Зато надежно. Напороться здесь на какое-нибудь знакомое рыло – нет уж, тяни назад! |