Онлайн книга «Примкнуть штыки!»
|
– Давай, Кудряшов, свою ляльку. Хватит тебе. А то уже и роги в землю… Бойца обыскали. Полупустая фляжка полетела на землю. – Кто из вас пулемётчик? – спросил Воронцов тем же решительным тоном. – Я, рядовой Аниканов. Боец в чёрном бушлате выступил из темноты. От него тоже несло перегаром. Но держался он молодцом. – Давай, Аниканов, с пулемётом на правый фланг. – Нам что, наше дело солдатское… – ответил он, ловко перекинул МГ через плечо и пошёл на правый фланг. За ним, подхватив за ремень лежавшую у ног винтовку без штыка, побежал второй номер. – Остальные – туда и туда. – И Воронцов указал на березняк. – Окапываться в линию. Приказ понятен? Гремя оружием, бойцы побежали на фланги. «Орда, – провожая их взглядом, подумал Воронцов. – И как они себя поведут дальше, ещё неизвестно…» Алёхин с Карамышевым вернулись часа через два. Вместе с ними пришли ещё трое: высокий офицер в солдатской шинели, в фуражке с глянцевым козырьком и два автоматчика. Шинель на офицере была расстёгнута, и Воронцов увидел петлицы с двумя шпалами, а чуть выше нагрудного кармана блеснул орден Красного Знамени. «Майор-то ничего себе, боевой», – мелькнула у Воронцова надежда и тут же погасла: договориться с таким будет непросто. – Майор Алексеев, командир тысяча триста шестнадцатого стрелкового полка семнадцатой дивизии, – козырнул он и осветил сигнальным фонариком лицо Воронцова. – С кем имею честь? Как младший по званию Воронцов должен был доложить первым, по полной форме. И доклад свой уже приготовил. Но всё сложилось иначе, и он только представился: – Командир боевого участка сержант Воронцов. Шестая курсантская рота Подольского пехотно-пулемётного училища. Некоторое время они молчали. Майор сделал вид, что то, что он только что услышал, особого впечатления на него не произвело. Он оглядел черневшие в ясной ночи бугорки брустверов и наконец заговорил своим низким калёным голосом: – Вот что, товарищ сержант… – Он скользнул тёмными воспалёнными от недосыпания глазами по лицу Воронцова. – У меня в полку, если это можно теперь назвать полком, восемьдесят один человек. Шестнадцать из них – тяжелораненые. В строю, кроме меня, ни одного офицера. Люди до крайней степени вымотаны, измождены. Я должен позаботиться о них. Сколько отсюда до Медыни? – Вы хотите добраться до Медыни? – Я должен вывести остатки полка, сержант. Знамя, архив и прочее. И хотя бы сутки отдыха и кухня. – Думаю, это невозможно. – Сержант, вас в училище, видимо, плохо учили взаимоотношениям со старшими по званию. – У меня, товарищ майор, приказ: переподчинять себе все отходящие группы. И я буду его выполнять. Война не всегда согласуется с уставами, товарищ майор. – Мы не группа, а полк, – сухим калёным голосом перебил его майор, но в голосе его и интонации уже что-то надломилось. – Я к вам и обращаюсь как к командиру полка. – Воронцов понял, что должен стоять на своём до последнего, что майор уже колеблется. – Более того, должен поставить вас в известность: позади нас заградзастава и они никого, кроме раненых, не пропустят. Майор блеснул орденом. Известие о заградзаставе произвело на него впечатление. Заговорил он не сразу. Видимо, обдумал и взвесил многое. Усталость, которую он раньше умело скрывал, а теперь уже просто не мог преодолеть, чувствовалась и в осанке, и в голосе: – Ты сколько воюешь, сержант? – Почти неделю, – соврал Воронцов. – Понятно. Сколько ты должен здесь продержаться? – До полудня завтрашнего дня. – Сегодняшнего дня, сержант, сегодняшнего. Смелый ты человек. На сумасшедшего не похож. Остаётся одно – храбрый. Но приказа ты не выполнишь. – И майор кивнул в сторону окопов. – И это – вся твоя оборона? – Так точно. – В таком случае, сержант… С нами отходит отдельный дивизион ПТО. Двадцать один человек при двух орудиях в конных запряжках. К каждому орудию по десятку выстрелов. – Какие орудия? – Прощай родина. Командует ими сержант Федосов. Поговорите с ним. Но я не уверен… Последние орудия… При них отличные наводчики, настоящие снайперы. Но мне они не подчинены. Надо разговаривать с Федосовым. Дивизион не наш, пристал по дороге. Я не имею права приказывать им. – Товарищ майор, простите, но речь идёт не об услуге. – И вдруг Воронцова взорвало: – Чёрт возьми! Перед заградзаставой вы бы так не разговаривали! Товарищ майор! Слышно было, как на правом фланге случали сапёрные лопатки, как тихо переговаривались бойцы и курсанты и как кто-то из нелюбинцев, должно быть, Зот, сказал: – Наш-то с ним – чисто генерал… Автоматчики и ефрейтор Карамышев стояли не шелохнувшись. Воронцов поправил на плече трофейный автомат и сказал уже спокойно: – Товарищ майор, прошу меня простить. Но ваше боевое охранение по моему приказу уже окапывается на правом фланге. Мы пропустим только раненых и по одному сопровождающему на каждую подводу. – Хорошо, – сказал майор. – Давайте ваш приказ. Кто его подписал? – Приказ отдан в устной форме. Капитаном Старчаком. – Кто такой? – Командир боевого участка. Имеет приказ лично от командующего фронтом маршала Буденного. Слышите, там, правее нас? Это дерутся они, наша шестая курсантская и десантники капитана Старчака! – Ладно, сержант, давай так: поменьше пафоса, побольше дела. Месяц сиял над лесом, словно лемех хорошо поработавшего в земле плуга, помытый и заброшенный в небо до утра, до новой пахоты. Крупные, как осветительные ракеты, пушистые звёзды неподвижно стояли над поседевшей от мороза землёй. И эта седина преобразила окрестный мир, сделала его светлым, неузнаваемым. Но для тех, кто сошёлся здесь, на безвестном поле или лугу у лесной опушки, это преображение не стало радостью. Продрогшие, в мокрых сапогах и сырых шинелях, они стояли теперь и ждали своей участи. – Какое, ты сказал, училище, сержант? – Подольское пехотное, товарищ майор. – И Воронцов неожиданно вскинул к виску ладонь, как бы прося прощения этим непроизвольным жестом у старшего по званию и признавая его старшинство, которое, однако, не могло повлиять на выполнение приказа. – И, наверное, первый курс. – Так точно, товарищ майор! Ускоренный курс! Майор покачал головой: – Ускоренный… Понятно. Чтобы поскорее под пули, взводными командирами. Я своих лейтенантов всех там оставил. – И майор, блеснув орденом, мотнул рукой назад, в седую темень ночи. Майор смотрел в лицо этому суровому, немного самоуверенному курсанту с сержантскими петлицами и как будто пытался что-то вспомнить. Уже через три дня непрерывных боёв у него в ротах не осталось ни одного лейтенанта. Взводами и ротами командовали сперва политруки и комсорги, а потом сержанты и красноармейцы из числа кадровых старослужащих. Он вздохнул, похлопал сержанта по плечу, подумал: «Мальчишка. Но какой храбрый!» В смутном свете ночного неба лицо сержанта казалось взрослее, чем его голос. Майор прислушался, полуобернувшись – его полк, сейчас больше похожий на санитарный обоз, приближался. Ездовые покрикивали на уставших, загнанных лошадей. Под солдатским шагом хрустела морозная трава. Кашель, матерщина, всхлипы и бормотанье, хриплое дыхание людей и лошадей… Вот весь его полк. Сохранил ли он способность стрелять в противника? |