Книга Обреченность, страница 44 – Сергей Герман

По пыльной дороге шла пехота. Красноармейцы шли – как и положено пехоте – тяжелой и натруженной поступью пахарей войны; две редкие цепи – по обеим сторонам шоссе. Было видно, что все устали, еле тянут ноги и мечтают только об одном: свалиться, разуться, вытянуться на земле и закрыть глаза. У некоторых в руках были шляпки подсолнухов, и бойцы на ходу пережевывали сладковатую кашицу, пытаясь заглушить жажду и голод. Солнце висело над головой, выжигая все живое.

– Подтянуться!

– Не курить!

Подполковник Костенко, прищурившись, молча смотрел на двигавшуюся мимо колонну. Выгоревшие просоленные потом гимнастерки, засаленные пилотки, черные, обожженные солнцем лица. Разномастная обувь – сапоги и ботинки с обмотками, и даже гражданские штиблеты. Обвешанные скатками, подсумками, саперными лопатками, молча и сосредоточенно они обтекали одиноко стоявшую машину.

Младший политрук Давид Злотник, близоруко щурясь сквозь круглые очки в железной оправе, торопливо строчил в своем блокноте:

«Поднялись сыны тихого Дона, Кубани и Терека на защиту своей Родины. Было у старого казака Грачева Михаила Федосеевича из станицы Родниковской шестеро сыновей: Василий, Герасим, Иван, Михаил, Петр и Тимофей. Он построил их под густой кроной шелковицы, словно для присяги, и сказал:

– Вы надежда и защита нашего советского народа и земли нашей. Идите и бейте врага-супостата без жалости, насмерть, а обороняться придется, так и обороняйтесь насмерть. И еще помните: ждем мы вас с матерью всех домой только героями. Не было еще в нашем роду Грачевых трусов и не должно быть!

Благословила своих сынов и мать, Аксинья Григорьевна. Старый казак несколько дней ходил задумчивый. Чуяло женское сердце, к чему это. Потом собрал Михаил Федосеевич вещевой мешок, наскоро обнял жену и, отводя ставшие вдруг влажными глаза, чуть слышно сказал:

– Не к лицу казаку, отцу шестерых сынов, сидеть на печи. Не горюй, мать! Прогоним фашиста и вернемся домой с победой!»

Давид Злотник удовлетворенно поставил точку. Перечитал еще раз, очерк ему очень понравился. Убрал блокнот в планшетку. Два дня назад он, военный корреспондент дивизионной газеты «За Родину», прибыл в Краснодар, где его с группой корреспондентов в кабинете секретаря горкома партии принял первый красный маршал Семен Буденный, настоятельно порекомендовавший побывать на передовой и в казачьих станицах.

– Напишите, товарищи военные корреспонденты, о том, как дерутся с врагом наши советские казаки! – Семен Михайлович пригладил свои пышные усы. – А дерутся они геройски! Очень важно опровергнуть пущенный фашистами слух о том, будто казачество ненавидит советскую власть и собирается встретить гитлеровцев хлебом-солью.

Водитель в почерневшей от пота гимнастерке копался под капотом полуторки ГАЗ-ММ, матерился сквозь зубы.

Костенко, затянутый в ремни портупеи, стоял у подножки кабины. Солнце нещадно слепило ему глаза. Прищурившись, он смотрел на увлеченно строчащего в своем блокноте журналиста и думал:

«Вот подлючее журналистское племя. Сидят большей частью в тылу, кропают свои героические очерки и получают за них звания, ордена. А после войны пишут книжки, из которых становится понятно, что победили благодаря не солдату в обмотках, а только им. Так было в Испании, так и в России. Наверно, то же самое и у немцев».

По широкой степной дороге, называемой шляхом, показался ЗИС-5 с бойцами. Машина съехала на обочину и остановилась рядом с Костенко. Грузовик обдал запахом выхлопных газов, жаром мотора. Дверь кабины открылась, на подножке встал командир. Форма на нем была запыленная, серое уставшее лицо. Командир поправил фуражку, вскинул к виску руку, сжатую в горсть, качнув ею возле головы, резко выбросил из горсти пальцы.

– Товарищи офицеры, попрошу предъявить документы!

Костенко козырнул в ответ, задержал руку виска, внимательно рассматривая младшего лейтенанта. На темном от загара мальчишеском лице с ввалившимися щеками выделялись выгоревшие брови. На потемневшем от пота воротнике гимнастерки топорщились выцветшие петлицы с матерчатыми кубиками.

– Вы говорите со старшим по званию. Я подполковник Костенко. Кто вы? Представьтесь.

Младший лейтенант достал из нагрудного кармана удостоверение, развернул его и, протягивая левой рукой, еще раз устало козырнул:

– Младший лейтенант Спицын. Командир заградительного взвода 383-й стрелковой дивизии. Прошу предъявить документы, товарищ подполковник.

Красноармейцы из кузова смотрели на них веселыми детскими глазами.

Прочтя удостоверение, Костенко протянул свои документы.

– Ищу хозяйство Иванова.

– Это рядом. Можем захватить с собой, чтобы вам не бить ноги.

– Благодарю.

– Садитесь в кабину, а я в кузов к бойцам. Пусть обдует на ветерке, иначе засну. Двое суток не спавши, все диверсантов ловим, будь они неладны.

– Товарищ подполковник, а я? – закричал младший политрук.

– Садитесь в кузов. Проверьте оружие, рядом могут быть немцы.

Политрук, близоруко щурясь, вынул из кобуры наган. Зачем-то прокрутил барабан. Младший лейтенант покосился на него, осторожно отодвинулся от направленного ствола. Политрук неловко засунул револьвер в кобуру.

Шофер машины молча крутил баранку, бросал косые взгляды на сидящего рядом подполковника. Наконец не выдержал, спросил:

– Вы из госпиталя, товарищ подполковник?

– Нет. С чего ты решил?

– Лицо у вас белое. Незагорелое. Мы-то все уже как вобла копченая.

– Я на Севере служил. Там солнца мало.

– А я местный рожак, из станицы Ивановской. Передерий моя фамилия. В колхозе на тракторе работал. Сейчас вот шоферю.

Больше водитель не проронил ни слова. Перед поездкой он заскочил в дом своего кума Петра и наскоро опрокинул у него полстакана самогона, закусил хлебцем с луковицей и сальцем. Ему было неудобно от того, что командир в машине наверное сидел голодный, а от его дыхания в кабине висел густой сивушно-луковичный перегар. Водитель хмуро и виновато посматривал в висящее перед ним зеркало заднего вида, и в нем прыгали седые виски и усталые глаза подполковника.

Сначала сбоку от дороги шли колхозные поля с перелесками. Сплошная зелень была во многих местах перерезана то широкими, то узкими рыжими отвалами земли: по обеим сторонам шоссе местные жители рыли противотанковые рвы и окопы. Почти все работавшие были в гражданской одежде. Только иногда среди рубах и платков мелькали гимнастерки распоряжавшихся работами саперов.

Потом ЗИС въехал в яблоневые сады. И сразу кругом стало безлюдно и тихо. Над дорогой несколько раз прошли пара «мессершмиттов». Деревья стояли вплотную к шоссе, закрывая небо, и самолеты, стремительно выскочив из-за верхушек деревьев, промчались на бреющем полете над дорогой и стремительно ушли к линии горизонта, мгновенно превратившись в черные точки.