Онлайн книга «Заговор обреченных»
|
В кабинете Фромма действительно уже были собраны почти все руководители «Валькирии» – генерал-полковник Бек, генерал-полковник Геппнер, полковник Мерц фон Квиринхейм и где-то там, в дальнем углу, у окна, генерал-лейтенант Ольбрихт. Однако единственным человеком, присутствию которого здесь одновременно обрадовался и огорчился Штауффенберг, был его адъютант фон Хефтен. Обрадовался, поскольку обер-лейтенант сразу же извлек из кармана перевязочный пакет и принялся прямо по рукаву, потуже, бинтовать его. Огорчился же – поскольку ему очень хотелось, чтобы фон Хефтен, которого он втянул в эту историю, избежал участи остальных. Штауффенберг чувствовал свою вину перед этим еще довольно молодым, на удивление преданным ему офицером за то, что так искалечил его судьбу. * * * Несколько минут все они томятся в угрюмом ожидании, прислушиваясь то к шуму в коридоре, то к реву двигателей машин за окнами. – Ага, все они уже здесь – да, нет? – Это генерал Фромм. С пистолетом в руке, с гневным выражением лица, с решительностью человека, готового на все. Единственный закон для него – веление собственной мести. – Всем, кто еще вооружен, сдать оружие! – возвышается он над приунывшими заговорщиками, словно огромный идол – над толпой разуверившихся язычников. – Можете считать, что весь ваш гнусный заговор против фюрера подавлен, и сейчас я буду вести себя с вами точно так же, как еще совсем недавно вы вели себя со мной – да, нет? – Что выглядело бы весьма благородно с вашей стороны, генерал Фромм, – негромко молвил Бек. Он единственный мог осмелиться на подобное замечание. Что ни говори, а Бек значительно старше командующего армией резерва, к тому же еще недавно Фромм, тогда генерал-лейтенант, служил под его началом. – …Если бы вы в самом деле повели себя с нами так, как мы с вами. – Я просил бы вас помолчать, генерал-полковник! – рявкает Фромм. – Не моя вина в том, что вы до конца остались преданным этой своре заговорщиков, покушавшихся на жизнь фюрера – да, нет? И стоит ли по этому поводу рассуждать? – Если вы считаете, что ваша, не дошедшая до конца, преданность группе своих единомышленников делает вам честь, тогда вы правы. Штауффенберг сразу же подмечает, что словесный укол Бека – явная ошибка. Непростительная. По существу он, конечно, прав. Однако нужно ли было в присутствии стольких офицеров напоминать Фромму, что он тоже связан с «этой сворой заговорщиков»? Предъявлять прямое обвинение? Зачем? Для человека, решившего отречься от своих замыслов и своих недавних единомышленников, подобное напоминание – что удар хлыстом по лицу. Простить erо Фромм уже не в состоянии. – По-моему, вы пытаетесь на что-то намекать, господин Бек – да, нет? – еще страшнее взъярился командующий, размахивая пистолетом так, словно дубасил кого-то рукоятью по голове. – Но только у меня нет желания выслушивать ваши философские изыскания. – Не хамите, Фромм, – устало одергивает его Ольбрихт. – Я приказал обезоружить их – да, нет?! – гневно обратился командующий к сгрудившимся за ним офицерам. – Так чего вы ждете? Те переглянулись и начали нерешительно подступать к группе генералов. Привычка подчиняться этим людям, въевшийся в сознание и даже в подсознание страх перед генеральскими лампасами все еще сковывали их рассудок, заставляли действовать с оглядкой. Именно поэтому, приводя сюда арестованных, они все же не смели отнимать у них оружие. – Ну, прежде чем вы меня обезоружите… – полушепотом проговорил фон Хефтен и, выхватив пистолет, нацелился на Фромма. – Прекратить! – в последнее мгновение подтолкнул плечом руку своего адъютанта фон Штауффенберг. – Кому нужна теперь его кровь? Но Фромм успел заметить эту попытку и резко повел стволом пистолета в сторону обер-лейтенанта. – Что, фон Хефтен, запоздалые страсти? В отношении вас у меня было особое мнение. Адъютант есть адъютант. Вы были обязаны… Я уж хотел было отложить вашу казнь – да, нет? – Речь идет о казни? – Нет, о наградах. Так вот, я хотел было отложить ее и передать вас следователям. Но вы сами бросили свой жребий. Впрочем, не отдавая вас гестапо, я, возможно, оказываю вам величайшую услугу. Как и всем остальным здесь присутствующим – да, нет? Еще через минуту арестованные были разоружены. И сразу же каждый из них почувствовал себя сломленным и подавленным. Отдав оружие, они превратились в ничто, в «лагерную пыль», как любили говаривать офицеры СС. Однако, разоружая их, офицеры Гербера обошли вниманием ближе всех стоявшего к Фромму генерал-полковника Бека. Тот сразу же воспользовался этим: – Я просил бы вас не лишать меня оружия, генерал Фромм. Уже хотя бы в память о нашей совместной службе. И о том, что в свое время вы служили под моим командованием… – Когда-то я гордился этим, господин генерал-полковник, – резко ответил Фромм. – Но теперь начинаю склоняться к мысли, что командиров, к сожалению, не выбирают. О чем нередко приходится сожалеть. – Что вы имеете в виду? – Вам нужны подробности – да, нет? Кажется, вы желали о чем-то попросить меня. Если только в пределах разумного. – С вашего позволения, я сам подведу итог всему тому, что произошло здесь сегодня. Не утруждая ни вас, ни следователей гестапо. – Что весьма разумно, – проворчал Фромм. – Весьма. И мой вам совет… – Он запнулся на полуслове, и Ольбрихт так никогда и не узнал, какой такой совет собирался дать ему генерал-палач. Он извлек пистолет из кобуры, заслал патрон в патронник и внимательно посмотрел на Фромма. – Кажется, вы решаете, в кого стрелять: в меня или себя – да, нет? – зло пошутил Фромм, чуть подаваясь при этом назад. – О чем вы? – пролепетал Бек голосом смертника. – Тогда будем считать, что выбор сделан. – Вы правы, он сделан, – тянет время генерал, помутненным взором осматривая свидетелей его гибели. Фромм презрительно смерил взглядом все еще живого покойника и, поманив пальцем подполковника фон дер Хейде, вышел в соседнюю комнату. Какое-то время арестованные смотрели на дверь, за которой они скрылись, как на ворота рая. За ней чудилось что-то таинственное и непознанное. Они пытались понять, о чем это решил пошептаться Фромм, но из-за прикрытой двери доносилось лишь невнятное бормотание. Для арестованных таинство этой комнаты уже было непостижимым. – Генерал Ольбрихт, – отвесил поклон и щелкнул каблуками человек, который уже завтра утром мог стать президентом новой Германии. – Генерал Геппнер. Господа офицеры… Прошу простить. – Вы – мужественный человек, господин генерал-полковник, – сдержанно произнес Ольбрихт, пытаясь хоть как-то поддержать Бека в эту трудную минуту. – Не всем дано понять это. – Благодарю. Бек отвернулся к стене, поднес пистолет к виску и выстрелил. Все сжались, ожидая, когда он рухнет на пол. Но с удивлением заметили, что генерал все же удержался на ногах, только сильно пошатнулся и, сделав два шага в сторону, оперся рукой о стол. Фон Хефтен и полковник фон Квиринхейм тут же подхватили его под руки и помогли сесть. |