Книга Assassin's Creed. Черный флаг, страница 74 – Оливер Боуден

Мы оба знали: шесть лет назад… Да что там шесть! Еще год назад я бы нахмурил лоб и объявил их принципы глупостью. Но сегодня мой ответ был иным:

– Вопрос непростой. Ведь если ничто не истинно, тогда зачем во что-то верить? И если все дозволено… Почему бы тогда не осуществлять любое появившееся желание?

– И в самом деле, почему бы нет? – загадочно улыбнулся А-Табай.

Мысли неслись, наталкиваясь друг на друга. Мозг звенел от новых возможностей.

– Полагаю, эта идея является лишь началом мудрости, но не ее окончательной формой, – сказал я.

– Ты уже на целую голову выше прежнего Эдварда, которого я встретил много лет назад, – заметил А-Табай, удовлетворенно кивая. – Добро пожаловать, Эдвард. Тебе здесь рады.

Я поблагодарил его и тут же спросил:

– Как ребенок Энн?

А-Табай покачал головой и опустил глаза. Жест, который был красноречивее любых слов.

– Энн – сильная женщина, но не неуязвимая.

Я представил ее на палубе «Уильяма», бранящей матросов за трусость. Говорили, что, когда перепившиеся матросы прятались по нижним палубам, Энн в них стреляла. Я не считал эти рассказы преувеличением и вполне представлял, какой великолепной и ужасающей была она в тот день.

Я прошел туда, где сидела Энн, и опустился рядом, глядя на кроны деревьев и на море. Она сидела, обхватив колени. Я впервые видел ее такой бледной.

– Здравствуй, Эдвард. – Она попыталась улыбнуться.

– Сочувствую твоей потере, – сказал я.

Потери. Они были знакомы и мне, и число их только росло.

– Останься я в тюрьме, у меня бы тоже забрали ребенка… – Она подставила лицо ветру. – И сейчас он был бы жив. Наверное, это Господь говорит мне, что я не гожусь в матери с такой жизнью, как моя. Ругань, выпивка, драки…

– Но ты – настоящий боец, Энн. В тюрьме я слышал рассказы про двух страшных пираток, Энн Бонни и Мэри Рид, которые вдвоем атаковали английский военный корабль.

Она не то рассмеялась, не то вздохнула:

– Все это правда. Мы бы тогда победили, если бы Джек с парнями не перепились и не залегли в трюм дрыхнуть. Эх… А теперь, Эдвард, никого из них уже нет. Мэри. Рэкхема. Тэтча. Остальных. Пусть они и не ангелы были, но мне их недостает. Ты это тоже чувствуешь? Пустоту внутри себя?

– Чувствую, Энн, – вздохнул и я. – Черт побери, да.

Мне вспомнилось, как шесть лет назад Мэри (тогда я считал ее Джеймсом Киддом) положила мне руку на колено. Сейчас моя рука сама собой улеглась на колено Энн. Она посмотрела вниз и расценила этот жест одновременно как приглашение и как утешение. Потом ее рука легла на мою руку, а голова – мне на грудь.

Мы сидели так какое-то время, не произнося ни звука. Слова нам были не нужны.

Апрель 1721 г.

Для меня настало время исправлять ошибки прошлого. Завершить то, что было начато. Словом, заняться делом: продумать, как отомстить Роджерсу, Торресу и Робертсу, а затем это осуществить. Все они заслуживали смерти.

Я стоял на палубе «Галки» с Адевале и А-Табаем.

– Всех своих врагов я хорошо знаю в лицо. Но как мне их найти?

– У нас в каждом городе есть шпионы и осведомители, – сказал А-Табай. – Загляни в наши убежища, и ассасины тебе все расскажут и покажут.

– Это применимо к Торресу и Роджерсу. А вот Бартоломью Робертс держится вдали от городов и вообще суши. Возможно, на его поиски мне понадобятся месяцы.

– Или годы, – согласился А-Табай. – Но ты, капитан Кенуэй, человек смышленый и опытный. Уверен, ты найдешь и его.

– А если окажешься в замешательстве, не стесняйся просить помощи у своего квартирмейстера, – улыбнулся Адевале.

Я кивком поблагодарил его, затем прошел на полуют. А-Табай и Адевале спустились по веревочной лестнице в лодку, пришвартованную у борта.

– Квартирмейстер, куда возьмет курс наш корабль? – спросил я.

Энн повернулась ко мне. В пиратском наряде она была неотразима.

– На восток, капитан, если ты по-прежнему намерен плыть в Кингстон.

– Намерен, мисс Бонни. Оповести команду.

– Эй, парни! С якоря сниматься! Ложимся на курс! – крикнула Энн, вся сияя от счастья. – Мы плывем на Ямайку!

Итак, Роджерс. В кингстонском бюро ассасинов мне рассказали, где его искать. Не далее как сегодня вечером он должен участвовать в каком-то политическом собрании. О последующих его замыслах ассасины имели смутные представления. Значит, хотел я того или нет, мне необходимо быть на этом собрании.

Но как туда проникнуть? Я решил выдать себя за дипломата Руджеро Ферраро, прибывшего в Кингстон с визитом. Прежде чем уйти из убежища, я подал главе бюро письмо, адресованное «Кэролайн Скотт-Кенуэй, Хокинс-лейн, Бристоль». В нем я спрашивал, здорова ли она и все ли у нее благополучно. Строки дышали надеждой и в то же время были полны тревоги.

Я без труда нашел настоящего Руджеро Ферраро и без лишних проволочек убил его. Переодевшись в его одежду, я примкнул к участникам собрания. Нас уже ждали.

Оказавшись на собрании, я невольно вспомнил, как попал в гаванский особняк Торреса, выдав себя за Дункана Уолпола. Тогда я испытывал благоговейный страх, сознавая, что я там никто и ничто, но продолжал гнаться за удачей, движимый единственным желанием – поскорее разбогатеть.

Я вновь гонялся за чем-то, а точнее, за кем-то – за Вудсом Роджерсом. Богатство больше не являлось главной моей заботой. Я стал ассасином.

– А вы, полагаю, и есть синьор Ферраро? – спросила подошедшая ко мне хорошенькая женщина. – Я просто обожаю вашу манеру одеваться. Столько элегантности. И все так подобрано по цвету.

«Благодарю, мадам, благодарю», – подумал я, но вслух ничего не сказал, чтобы не выдать себя.

Я отвесил ей глубокий поклон, надеясь, что это сойдет за учтивые итальянские манеры. При всей привлекательности гостьи я решил, что женщин с меня хватит до конца моих дней. В Англии меня ждала Кэролайн, не говоря уже о некоторых… чувствах, питаемых мной к Энн.

Оказалось, grazie ^[7] было единственным итальянским словом, которое я знал. Едва я успел об этом подумать, как услышал знакомый голос. Вудс Роджерс произносил речь:

– Леди и джентльмены! Я хочу поднять тост за свое недолгое пребывание в должности губернатора Багамских островов! Я способствовал тому, что не менее трехсот отъявленных пиратов приняли королевское помилование и принесли клятву на верность британской короне. – Его лицо вдруг скривилось в язвительной усмешке. – Но, увы! За все успехи, достигнутые мной, его величеству было благоугодно сместить меня с губернаторской должности и отозвать в Англию. Превосходно!