Онлайн книга «Заградотряд»
|
По существу так оно и было. Если не удастся подорвать этот танк, днём немцы утащат его, отремонтируют, залепят сваркой щели от пуль и – нате вам, ещё один танк на Московском направлении. Опять в него стрелять надо. Но в другой раз такой удачи может и не случиться. Поэтому младший сержант Колышкин с пониманием выслушал матюги ротного, приказавшего ему во что бы то ни стало превратить подбитый T-III в металлолом. – Иначе я тебе, в гриву-душу, твой танк не зачту! Понял? Грызи его зубами, разбивай кувалдой, а чтоб ни одной живой заклёпки не осталось! Исполнишь, представлю к медали. Старший лейтенант Мотовилов был, конечно же, настоящим офицером. «Вот батя, так батя, – вспоминая разговор с ротным, думал бронебойщик Колышкин. – Мог бы приказать взорвать танк сапёрам. Те бы мигом заложили заряд, и разнесло бы эту железную коробочку по деталям по всей пойме». Но у ротного были свои соображения: младший сержант Колышкин, первый номер боевого расчёта ПТР должен был довести начатое дело до конца. А там – получай боевое, заслуженное серебро на грудь. – Ну, батя… – И у младшего сержанта Колышкина даже зачесалось чуть ниже левой ключицы. Петров стоял неподалёку. Боец стоял рядом и напряжённо слушал поле. «Всё правильно, твоё дело охрана», – рассеянно думал о своём напарнике бронебойщик. Он всё больше и больше сомневался в том, что взрыва двух противопехотных гранат будет достаточно для того, чтобы сдетонировал боекомплект в танке. Снаряды он вытащил из укладки и свалил в кучу напротив люка, чтобы граната упала прямо на них. – Надо найти ещё пару гранат. Посмотри у тех, которых профессор завалил. Смотри в голенищах сапог или за ремнями. Всё, что найдёшь, тащи сюда. Через минуту Петров вернулся. Протянул бронебойщику гранату с длинной ручкой. – Вот эта помощней будет. И понадёжней. У неё замедлитель долгий. Успеем отбежать. Бронебойщик примотал проволокой к корпусу штоковой гранаты «лимонки», отвинтил колпачок, выдернул шнур и бросил связку, целясь в боковой люк башни. Но, то ли он, пока Петров искал гранату, ещё приложился к трофейной фляжке и переборщил, то ли переволновался по поводу обещанной ротным медали, но связка в люк не попала. Гранаты ударились о броню и с хрустом упали к ногам бойцов… Глава девятая
История Олега Петрова по прозвищу Калуга Ах, какая у него до войны была счастливая жизнь! Учёба в лучшем университете страны. Первый разряд по плаванию. Самая красивая девушка с параллельного курса. А по выходным поездки к родителям в Калугу. Где-то, может, в чужой и незнакомой книжке, в метро или в трамвае, через плечо, он прочитал, выхватил случайную фразу, которая теперь не давала покоя, угнетала и приходила во сне: «Счастье – это мечта, которая никогда не сбывается». Как же не сбывается? Ведь он, Олег Петров, студент второго курса МГУ ещё совсем недавно был по-настоящему счастлив! Когда начали записывать добровольцев в народное ополчение, с их факультета в военкомат пришли многие. Но как-то так случилось, что, пока шла запись, отбор, формирование и прочее, большинство отсеялось. Кто вернулся обратно в общежитие, кто в университет, на кафедры и в лаборантские, другие разъехался по домам. А их, немногих оставшихся, особогодных, а может, негодных для продолжения учёбы, зачислили в маршевую роту. Вначале прошёл слух, что направляют в 8-ю дивизию народного ополчения. Потом и вовсе приписали к одному из истребительных батальонов, который формировали на случай сдачи Москвы. В конце концов выдали винтовки и пешим маршем отправили под Алексин. С неделю охраняли мост через Оку. Там однажды утром попали под бомбёжку. От роты осталось два взвода. Их-то вскоре и влили в один из стрелковых полков 60-й стрелковой дивизии, бывшей 1-й ДНО [15]. Полк отступал. В первый же день в батальонной колонне он встретил своего преподавателя – Глеба Борисовича Хаустова. В военкомат они ходили вместе. Профессора сразу отправили на фронт. А Петров почти два месяца скитался по запасным командам и подразделениям, которые вначале спешно формировали, а потом вдруг расформировывали, личный состав придавали другим частям, но вскоре, казалось, о нём снова забывали на какое-то время. Они поздоровались за руку, как старые приятели, и обрадовались друг другу. Петров зачем-то сказал: – А я думал, что вас уже отправили в тыл. – В тыл? Почему? – Потому что приказ такой есть. Всех учёных, ценных для государства людей вашего возраста демобилизовать и направить по прежнему месту работы или службы. На это профессор Хаустов ему ответил: – Вы, конечно, тоже считаете, что война – удел молодых. Ну да, ну да… Дайте мне армию пятнадцатилетних, и я завоюю весь мир! Только вряд ли Наполеон так думал, а уж тем более когда-либо произносил эти слова. Они отступали по просёлочным дорогам. Полк тащил обозы, уцелевшие орудия и миномёты. Старались держаться лесов. Перед Тарусой батальоны начали окапываться. В первый раз за несколько суток они спокойно переночевали в окопах. Ещё стояло тепло. Затянувшееся бабье лето словно торопилось избавиться от последнего тепла. Сердобольный и чувствительный к чужой беде, Брыкин, узнав, что Петров родом из Калуги и что там остались его родители и младший брат, однажды подсел к нему и сказал: – А ты, сынок, значит, калужский будешь? – Да, из Подзавалья. – Из Подзавалья? Такой деревни не знаю. Не слыхал. – Это не деревня. Это и есть Калуга. Район так называется. Как в Москве, к примеру, Арбат или Лужники. – Понятно. Проходили мы Калугу. Стреканули оттуда – подавай бог ноги. Мы-то разбитые шли, никуда не гожие. А гвардейцы окопы по берегу Оки копали. Так мы через них и шли. – Берег Оки – это и есть Подзавалье. – Ну вот. Значит, я твою родину повидал. – Наш дом недалеко от соснового бора. Из окон реку видно. – Хороший город. Только теперя там немец. Не удержали их и гвардейцы [16]. Теперь вот Тарусу сдавать будем. Ты скажи, какая тут земля противная! – вдруг осерчал Брыкин. – Глина и глина. В такой ежли зароют… Петров и сам знал, что Калуга сдана, что там несколько дней уже немцы. Отец должен был эвакуироваться вместе с заводом. Но как он оставит мать и Игорька? А может, тоже ушёл в ополчение? Или призвали. Ведь отцу только сорок один год. А Брыкину вон под пятьдесят. Глеб Борисович ещё старше. Мысль о том, что в его родной Калуге сейчас немцы, охватывала Петрова тяжёлыми приступами. Они мучили его и душили бессильной злобой ещё на марше. То там, то здесь он слышал: «Калуга», «сдали», «Калуга», «Калуга»… Наверное оттого, что в отрытой ячейке Петров почувствовал себя наконец-то в желанном одиночестве, что пожилой боец так сочувственно сказал ему о его родном городе, он уткнулся потным лбом в холодную глину окопа и тихо, чтобы никто не заметил, заплакал. Плакал он так, как мужчины не должны плакать. Но слёзы текли, казалось, из самых глубоких родников души. Как их остановишь? |