Книга Следы ведут в прошлое, страница 32 – Иван Головня

Размышления Голубя прерывает задребезжавший в углу колокольчик. Колокольчик подает голос трижды: два раза подряд и еще один раз – через небольшой промежуток времени. Голубю этот сигнал уже знаком. Он слышал его вчера вечером, когда на хутор возвращался Муха, ходивший осматривать «почтовые ящики». Сигнал означает, что заявились свои.

Вскоре в сенях слышатся приглушенные голоса, и в комнату вваливаются Сорочинский и Вороной, запыленные и уставшие. Следом за ними входит Муха. В его рыжих кудрях сено вперемешку с пухом.

– Дрыхнете? – небрежно роняет Сорочинский, тяжело опускаясь на стул.

– Дрыхнем, – отзывается атаман. Зевнув во весь рот, он достает из-под кровати сапоги и не спеша их натягивает.

Услышав голоса, прикинувшийся спящим Голубь мычит вроде как спросонья что-то нечленораздельное и переворачивается со спины на бок, лицом к комнате. Левая его рука при этом остается за спиной. Рука лежит на спрятанной под рядном «лимонке». Голубь взял ее ночью из ящика, который стоит под кроватью Ветра. Перевернувшись, он судорожно по-детски всхлипывает и снова дышит ровно и глубоко, словно только сейчас пришел к нему настоящий сон.

Ветер усаживается за столом и молча, исподлобья следит за Сорочинским, который, покряхтывая и отдуваясь, снимает пиджак.

– Вы, хлопцы, сходите помогите Тандуре управиться с лошадьми, а мы тут потолкуем с Павлом Софроновичем, – говорит, ни на кого не глядя, Ветер и принимается скручивать цигарку.

Когда Муха, Вороной и Кострица выходят, атаман, обращаясь скорее в пространство, чем к Сорочинскому, спрашивает:

– Так какие вести принес нам из города Павел Софронович?

Все эти трое суток Ветру не давала покоя одна и та же мысль: а что если действительно у Сорочинского имеются приятели в губповстанкоме и они возьмут да и назначат Пашку уездным атаманом, а ему, Роману Ветру, скажут: «Гуляй, Вася!» Потому-то с таким нетерпением и тревогой ожидал он эти дни возвращения своего начштаба. И больше всего боялся вот этого разговора. Но сейчас, когда Сорочинский вернулся, атаман был настроен решительно и готов ко всему. Даже к крайностям. Нет ничего проще: один выстрел – и поминай, как звали раба божьего Павла. А мертвых уездными атаманами не назначают…

Сорочинский с ответом не торопится. Откуда ему знать, какие сомнения терзают его атамана? Он чертовски устал и потому не очень расположен к разговору. Лишь раздевшись и закурив, устало усмехается и, как показалось Ветру, загадочно произносит:

– Вести хорошие, атаман!

– И для кого же они хорошие? – внутренне напрягшись, с вызовом спрашивает Ветер.

– Для меня, например… – начинает Сорочинский, но приступ затяжного удушливого кашля не дает ему договорить.

Ветер еще больше напрягается и даже втягивает в себя голову, словно ожидая сверху удар.

– …и для тебя, конечно, – заканчивает побагровевший Сорочинский и раздраженно бурчит: – Вот чертов кашель! Прицепится же…

– Слушай, не тяни резину! – не выдерживает сидящий, как на иголках, Ветер. – Можешь ты наконец рассказать обо всем толком?

Сорочинский вытягивает потяжелевшие ноги, блаженно потягивается и, резко встряхнувшись, словно сбрасывая с себя усталость, бодро восклицает:

– Вести, Роман Михайлович, не то что хорошие, а очень хорошие! Тебя в самом деле назначают войсковым атаманом Сосницкого уезда, а меня – твоим начальником штаба. Решение окончательное и обжалованию не подлежит! Ну, так как? Стоит такая новость хорошего магарыча? – спрашивает Сорочинский и сам же отвечает: – Конечно, стоит! Тем более что человек, принесший эту новость, чертовски устал с дороги.

Ветер успокаивается и веселеет, но виду не подает. Стараясь казаться степенным – как-никак без пяти минут уездный атаман, – наставительно произносит:

– За магарычом дело не станет – всему свое время. Ты сперва расскажи, где был, с кем повидался и все такое… Ты что, действительно попал в губповстанком?

– Мне здорово повезло: случайно встретил сразу двух руководителей губповстанкома. Один – Жук, мой старый знакомый. Когда-то, еще в семнадцатом, мы встречались с ним несколько раз в Бережанске. Теперь он важная шишка в комитете. Второй – Байда, начальник оперативного штаба губповстанкома. Его я видел впервые. Зато он хорошо знает и меня и тебя.

– Еще бы не знать! – небрежно роняет Ветер.

Кивнув на Голубя, Сорочинский продолжает:

– Все, о чем говорил Грицко, правда. Тебе действительно надо двадцать четвертого явиться с ним в Бережанск. Затевается что-то крупное…

– Что именно?

– Не сказали. Скажут тебе.

Ворочается «проснувшийся» Голубь. Он долго протирает глаза и потягивается. Увидя Сорочинского, пренебрежительно тянет:

– А-а-а… начштаба вернулся… Ну и как, на месте Бережанск?

– Ну и спишь же ты, парень! Никак привыкаешь понемногу к нашей жизни? – словно не расслышав издевки, переводит разговор на другое Сорочинский. – Гляди, и останешься у нас.

Голубь садится и, сплюнув на пол, пренебрежительно говорит:

– Ты, наверное, думаешь, что в Бережанске я только то и делаю, что сплю да развлекаюсь. Как бы не так! Я и тут времени зря не терял…

– Пока тебя не было, – объясняет Ветер, – Грицко успел побывать в Выселках и отправить кое-кого вслед за родителями в рай.

– Так это твоя работа? – приятно удивляется Сорочинский. – А я-то думаю, кто же это постарался? Я ведь повидал по дороге сюда кое-кого из Выселок. В селе переполох. Говорят: была комсомолка Оксана Гриценко и нет ее. Кто, когда, где, как – никто не знает. Как сквозь землю провалилась.

– Она не проваливалась сквозь землю, – небрежно произносит Голубь, – она лежит на дне колодца.

– Ты уж извини меня, Гриша, за эту мою затею с проверкой. Сам видишь… не можем мы без этого. Такое время чертово… Чекисты и милиция орудуют вовсю. Такие фокусы выкидывают, что будь здоров! Приходится держать ухо востро. Да и получил я уже за эту проверку хорошую взбучку от твоего начальства, Байды и Жука. Как взяли в оборот…

– Что они велели передать мне? – пропуская мимо ушей раскаяния Сорочинского, спрашивает Голубь.

– Сказали, чтобы двадцать четвертого ты и Роман Михайлович были в Бережанске.

– Отлично! – веселеет Голубь. – Значит, все идет по плану, как и было задумано.

– Еще бы! – вторит Голубю Сорочинский. – Там, как я посмотрел, руководят не дураки. Люди серьезные, скажу я тебе… с башкой.

– А ты как думал? – охотно соглашается Голубь.

25

Весь субботний день атаман Ветер и его ординарец Кострица провели на конспиративной квартире в старинном двухэтажном особняке на окраине Бережанска. Их привел туда, соблюдая множество предосторожностей, Голубь. Квартира – маленькая комнатка и еще меньшая кухонька – очень понравилась Ветру и Кострице. И прежде всего тем, что в ней имелась уборная и даже водопровод – не надо было выходить на улицу. На кухне для гостей был припасен небольшой, зато разнообразный запас продуктов: белый хлеб, булочки, колбаса, консервы и даже самый настоящий чай и сахар. Не было лишь самого, пожалуй, важного продукта – водки или, на худой конец, самогона. Как объяснил Голубь, никакого недосмотра тут не было. Просто его начальство не любит, когда люди, которых оно вызывает для деловых бесед, заявляются к ним под хмельком. Начальство придерживается правила: всему свое время.