Книга Следы ведут в прошлое, страница 47 – Иван Головня

– Бондарук Алексей Дмитриевич.

– Где-то я уже слышал это имя… – морщит Галич лоб, будто и впрямь пытается что-то вспомнить.

– Вполне возможно. Его многие знают, – в голосе Елены Корнеевны слышатся теплые нотки. Нет сомнения, что своего нового мужа она любит и гордится им. – Он работает директором винзавода.

– Теперь вспомнил, – оживляется капитан. – Так, значит, это ваш муж… Я видел его сегодня в заготконторе райпотребсоюза. Отсюда следующий вопрос, Елена Корнеевна. Между вашими… простите, между Бондарук и Крячко были только деловые отношения?

– Не только, – подумав самую малость, говорит собеседница Галича. – Представьте себе, что между ними были самые приятельские отношения. А раньше они были даже большими друзьями.

– Странно, – недоумевает Галич. – Признаться, у меня как-то не укладывается все это в голове.

– Ничего странного, – пожимает плечами Бондарук. – Степан Васильевич не мог не понимать, что виноват во всем он один и что жить нам вместе не было больше смысла. И потом… одному ему стало даже лучше: никто не мешает, живи, как заблагорассудится. Да и как мужчина он… Сами понимаете.

– У него были друзья?

– Настоящие вряд ли. Дружки по выпивке, конечно, были.

– А враги?

– Не знаю.

– Стало быть, вы никого не подозреваете?

– Нет.

– Вы знаете мужчину – лет тридцати, среднего роста, брюнет, – который несколько раз наведывался к Крячко?

– Нет, – подумав самую малость, отвечает Бондарук. – Такого среди знакомых Степана Васильевича я не встречала.

– А сами-то бывали у него после того, как развелись?

– Случалось, – спокойно отвечает Елена Корнеевна. – Мы ведь разошлись мирно, без традиционных скандалов и все это время относились друг к другу по-хорошему. Иногда я приносила ему что-нибудь из продуктов. Степан Васильевич был крайне непрактичным человеком. Я имею в виду его быт, – поясняет Бондарук, перехватив недоуменный взгляд капитана. – Питание и все такое…

– Понятно. Если это так, то вы должны знать, какие вещи, дорогие, имеется в виду, были в квартире Крячко.

– Более-менее.

– В таком случае, Елена Корнеевна, вы должны нам помочь, – мягко и вместе с тем настойчиво говорит Галич. – Вам придется поехать со мной на квартиру Крячко, чтобы посмотреть, все ли его вещи на месте. Это очень важно, – подчеркивает капитан, заметив на лице Бондарук недовольную мину. – У нас есть подозрение, что Крячко удавили с целью грабежа.

– Что же вы мне сразу не сказали об этом? – вскидывает на Галича оторопелый взгляд Елена Корнеевна. – Неужели сосед?

– Вы о ком?

– Да есть там один… алкоголик. На первом этаже живет. Сидел в тюрьме за грабеж. Такой за стакан водки на все способен. Между прочим, не раз цеплялся к Степану Васильевичу, требовал, чтобы тот угощал его… – Бондарук умолкает, затем решительно говорит: – Хорошо! Отдам только кое-какие распоряжения, и минут через десять можем ехать.

9

В дежурке, за засиженным мухами окошком, откинувшись на спинку стула, дремлет вахтер, сухонький старик с небритым лицом, в надвинутой на глаза кепке. Решив не будить вахтера, высокий Галич легко перешагивает через вертушку, обязательную принадлежность каждой проходной, и попадает на территорию винзавода.

Директорский кабинет представляет собой продолговатую комнату, в дальнем конце которой стоят по углам небольшой письменный стол и громоздкий сейф. Через весь кабинет тянется зеленая ковровая дорожка. Вдоль стен несколько стульев.

За столом, склонившись над бумагами и попыхивая сигаретой, сидит тот самый седовласый мужчина, которого Галич видел в кабинете Крячко. Первое, что бросается в глаза капитану, это белая повязка на кисти правой руки хозяина кабинета. Директор вопросительно смотрит на гостя и лишь после того, как тот представляется, приподнимается и указывает на ближайший стул.

– Вы, наверное, в связи со смертью Крячко? – спрашивает Бондарук и, сокрушенно качнув головой, тяжело вздыхает.

– Почему вы так решили? – быстро спрашивает Галич. – И откуда вам известно, что Крячко умер?

– Жена недавно звонила и обо всем рассказала. Должно быть, это вы были у нее. А почему я решил, что вы приедете ко мне? А тут и решать, собственно, нечего: как-никак мы со Степаном Васильевичем были друзьями. Больше того – фронтовыми друзьями. В одном взводе воевали. И потом… я ведь живу с бывшей женой Крячко. Так что, я ожидал кого-нибудь из вашей конторы, – говорит Бондарук и протягивает гостю открытую пачку сигарет, на что Галич отрицательно мотает головой: он не курит и с трудом переносит табачный дым.

– Так чем могу быть полезен? – после продолжительной паузы спрашивает директор винзавода, выказывая готовность помочь следствию и вместе с тем давая понять, что он человек занятой и дорожит своим временем.

– Мне надо кое о чем спросить вас, Алексей Дмитриевич… – начинает капитан. – Вопрос несколько щекотливый, но мне необходимо услышать на него ответ. Почему ваша жена оставила Крячко?

– А-а… Вот вы о чем… – едва заметная усмешка трогает губы директора. Наверное, подозреваете, что это я на почве ревности отправил Крячко на тот свет. – Бондарук сосредоточенно трет переносицу, затем продолжает: – Причина, дорогой товарищ, довольно банальная: Степан Васильевич слишком много пил. А какой женщине хочется жить с пьяницей? Тем более что он… как бы это выразиться… перестал быть мужчиной. А Елена Корнеевна в том возрасте, когда… Думаю, вы понимаете, о чем я. Степан Васильевич, хоть и пил изрядно, был человеком рассудительным и ни к кому не имел претензий. Мы до последнего времени были с ним в нормальных, можно сказать, дружеских отношениях. Довольно часто виделись…

– Кроме вас, у Крячко были друзья? Или приятели?

– Я бы не сказал, – Бондарук говорит медленно и тихо, словно разговаривает сам с собой. – Приятелей, знакомых, всяких там «нужных людей» хватало, конечно. Даже с лихвой. Сами знаете, что за работа в торговле. В особенности – работа заведующего заготконторой. Постоянно вокруг тебя уйма всякого народа. Каждому ведь что-то нужно… Однако настоящих друзей у него не было.

– Ну а вы? – вопросительно смотрит на директора Галич. – Вы-то могли помочь старому товарищу?

– Пробовал. А то как же! Сколько раз втолковывал ему, что пора взять себя в руки, пора подумать о жене – каково ей с таким мужем. Были у нас и довольно крупные разговоры.

– И что же?

– А ничего! Как об стену горохом! – в голосе Бондарук слышится неподдельная досада. – Крячко лишь обижался да начинал доказывать, что он не пьет, что это у него так, несерьезно, и зря я к нему пристаю. Еще ни один пьяница не признал себя таковым.

– Вы правы, – соглашается с собеседником Галич и в то же время не может не уколоть его: – Но ведь слышал я, что Крячко и у вас тут не раз набирался до чертиков.