Онлайн книга «Светило малое для освещения ночи»
|
— Ну, ты даешь… Почему ты рыжая? — Я еще только начала, — сказала Лушка. — Что начала? — спросил Мастер. — Рыжеть, — ответила Лушка. — Я буду как пожар. И просунула руку в ромбовидную ячею, и прикоснулась к белому сиянию. Цветы прозвучали снежным аккордом. Рука Мастера дрогнула. — Двести двадцать вольт… — пробормотал он. — Так и убить можно. Рука Лушки отгородилась решеткой. — Ладно, я преувеличил. Не больше сотни… «Такой маленький мальчик… Что мне с ним делать?» — Лу, ты изменилась, — сказал мальчик. — Да, — отозвалась Лу. — Этот дом пошел тебе на пользу, — пошутил мальчик. — Сумасшедший дом, — пошутила Лу. Они вслушивались в свои интонации и узнавали по ним больше, чем сообщали уклоняющиеся взгляды. «Я три года не видела цветов». «Это совсем не ты». «Наоборот, теперь уже я». «Я ждал, но не знал, как это будет». — У меня впечатление, что мы с тобой на ковре, и я не уверен в исходе встречи, — признался он. — У нас по-разному шло время, — сказала она. — Я вижу, — кивнул он. — Когда-то мне казалось, что время идет только у меня. Может быть, я перестал быть бегуном-одиночкой. — Как ты до меня докопался? А впрочем… — Я надел на себя собачий поводок, вышел на площадь, закрыл глаза и сказал: ищи! Лушка осторожно улыбнулась: — Ты уже миллионер? — Смотря в каких ценах. — А пекарня? — Печет. — Значит, секция жива? — Отремонтировали подвал. И купили новые ковры. Прием открыт для всех желающих — если они желают многого. Тебя записать? Лушка покачала головой: — Нет… — Почему? — удивился он. Она поискала ответ. — Наверно, у меня — другое. — Твой эксперимент здесь — надолго? — У меня тут кое-какие дела. — Я могу быть полезным? — Не сейчас… — А могу считать, что мы с тобой познакомились? — Еще нет… — А когда уже да — для меня не будет слишком поздно? — Теперь это зависит от тебя. — А раньше? Ты считаешь, что тогда зависело от тебя? — Разве нет? С человеком, которому нравится быть второгодником во всех классах, можно только спятить. Он помедлил, соображая. В глазах дрогнул смех. Он протянул снежную охапку цветов: — Возьми — они тебя полюбили. Он просунул стебли в ромбовидное отверстие. Железо сдавило горло хризантем, лепестки вошли в лепестки. Мастер подтолкнул их ладонью, не прикасаясь, цветы окончательно подчинились. Лушка взглянула в его лицо, он ощутил в ней нарождение улыбки и развернул ладонь в ее сторону. Сквозь нее прошел поток тепла, и она подумала, что это тот язык, на котором она хотела бы говорить, и почему он зазвучал так поздно, а хризантемы раскинулись перед ее лицом и плеснули запахом, как перед грозой. Мастер вобрал картину в себя, проверил, прикрыв глаза, и, ничего больше не сказав, шагнул к двери. * * * Цветы было не во что поставить, только в кружку, которая сопровождала Лушку на завтрак, обед и ужин, но длинные стебли обиженно выворачивались из мелкой посудины, и Лушка, сдвинув никакое одеяло, оторвала кусок от государственной простыни, намочила под краном, запеленала стебли во влажный матерчатый кокон и уткнула в многопрофильную посуду, объяснив цветам, что в аварийные времена заглатывания каши и хлеба будет прислонять их к стене. Хризантемы с надеждой подняли роскошные головы и сообщили Лушке, что никогда еще не попадали в такое заведение и не стояли в таком сосуде, но, впрочем, это частности, а главное в том, что они здесь долго не протянут, их подкашивает невыносимый запах беды, но они согласны, сколько могут, служить и здесь. «А если я вас укрою, это поможет?» — с беспокойством всмотрелась Лушка в жертвенную красоту. Цветы прозвучали в ответ невнятно, на глазах слабея резными листьями и утрачивая живой иней белизны. Лушка схватила букет, прислонила к себе и охватила кольцом рук. Через малое время стебли снова напряглись, а белые головы снежно засветились. Она долго держала букет на коленях, представляя, как отделяет часть самой себя и присоединяет к цветам, потом осторожно поставила букет на прежнее место. «Ты это можешь, — благодарно сообщили цветы. — Вместе мы будем жить долго». Лушка улыбнулась. Хризантемы улыбнулись в ответ. * * * Пирожки ей тоже передали, но после того, как отведенные посетителям два часа истекли. Видимо, Людмила Михайловна всё еще была в немилости. Лушка, больше не заботясь о том, следят ли за ней, что-то высчитывая, общественные дозорные, отправилась в палату Надеи и выложила снедь. — Мне? — спросила Надея, не решаясь признать такое богатство своим. Руки у нее задрожали, и она их торопливо прикрыла выступающей буграми подушкой, сделав вид, что греет живот. — Ешь, — сказала Лушка. — Ешь, я не буду смотреть. И она перевела взгляд на стену над кроватью, откуда безуспешно пыталась когда-то вытравить Надеины абортики. Четырнадцать штук, мал мала меньше, и всех Надея вскармливала девственной грудью. Сейчас стена была чиста. Рядом прозвучал подавленный всхлип. — Вкусно… — виновато прошептала Надея, прикрывая теперь глаза завесой ресниц. Такие ресницы Лушка видела у зачарованного своим божественным хозяином черного пуделя. У пуделя они были сантиметров пять, а тут, если расправить, два получится точно. — Ко мне столько лет никто… — Ну и пусть, — в лечебных целях не придала значения Лушка. — Не знаю ведь — может, померла… — Кто? — Мама была… — А она на тебя — похожа? — Да куда мне! — Тогда я знаю, что с ней, — решительно заявила Лушка. — Замуж вышла. Надея подумала. Согласилась: — Вообще-то она часто выходила… — Ну и пусть, — сказала Лушка. — Кого-то особенного искала. А они особенные только сначала, да и то не очень… Ты не думай, это не я, это она так. — Да хоть кто, — сказала Лушка. — Каждый говорит, как чувствует. — Думаешь, может и по-другому? — Да почему нет? — Я бы делала, как хотел. Хотел бы — молчала, хотел бы — пела… А пил бы — домой притаскивала. И каждый день — чистую рубашку… |