Онлайн книга «Кассия»
|
– Это бичи-то – поучение?! – всплеснула руками Маргарита; она всё еще не верила, что великий куратор говорил всерьез. – Конечно! Если бы вы, вместо переписки с еретиками и изучения языческих писателей, – Анастасий бросил насмешливый взгляд на Кассию, – почаще читали Священное Писание, то знали бы, что там сказано о несомненной пользе наказания для юных! Так что, милейшая, – обратился он к Маргарите, – принеси-ка сюда лучше скамью пошире! – Зачем это? – А чтоб госпоже твоей удобнее было лежать, пока мы ее учить будем! Стратиоты дружно загоготали. – И не подумаю! – воскликнула Маргарита. – Да вы совсем изверги! Пятьдесят ударов? Ей?! Звери! Не дам! Она бросилась к Кассии, но тут же, по знаку великого куратора, была схвачена двумя стратиотами и забилась у них в руках. – Не смейте ее трогать! Не смейте! Господь покарает вас! Анастасий вдруг подошел к ней и со всего размаха влепил пощечину; щека девушки стала красной, как свекла. – Если ты сейчас же не заткнешься, будешь ночевать в Претории, падаль ты этакая! – сказал он тихо и кивнул стратиотам. – Уведите ее вон, пусть остынет на улице! Да, и остальных слуг сюда не пускать, а то что-то крику много, я вижу. Рыдающую Маргариту вывели. Спустившаяся со второго этажа Фотина остановилась в дверях и с ужасом наблюдала за происходящим, не смея раскрыть рта из страха, что ее тоже выгонят, и тогда госпожа останется наедине с «этими извергами»… Мартинакий повернулся и посмотрел на Кассию. Девушка стояла, опершись рукой на круглый столик, глаза стали как будто еще больше на ее побледневшем лице. – Если нужна широкая скамья, то на кухне есть такая, – тихо сказала она, медленно сняла пенулу и бросила на кресло. Мафорий почти сполз у нее с головы, и Кассия совсем сняла его, оставшись только в темно-синей тунике. Ефрем, Леонтий и стратиоты почти завороженно наблюдали за ней. Мартинакий вдруг сел на стул, вытянул вперед ноги и, скрестив руки на груди, смерил девушку с ног до головы пристально-оценивающим взглядом. Кассия невольно покраснела и сказала, не глядя на великого куратора: – Надеюсь, вы не… не выйдете за пределы того, что вам приказано. Анастасий усмехнулся и подмигнул Ефрему: – Как, дружище, не выйдем? А ведь соблазнительно было бы, ей-Богу! Тот пробурчал что-то невразумительное. Мартинакий обвел глазами гостиную и увидел прислонившуюся к дверному косяку Фотину. – А ты что тут делаешь, почтенная? Выйди! – О, нет! – воскликнула Фотина, умоляюще складывая руки. – Прошу тебя, господин, не выгоняй меня! Я… не буду кричать… и мешать… – Помогать, значит, будешь? – насмешливо спросил великий куратор. – Ну, так принеси с кухни скамью для твоей госпожи! Стратиоты снова захохотали. Горничная побледнела и отступила на шаг. – Принеси скамью, Фотина, – сказала Кассия. – Да не бойся за меня. Воля Божия! Девушка зажала рукой рот и вышла. Мартинакий сказал стратиотам: – Стол и стулья отодвиньте вон туда! У кого бичи? – Здесь! – сказал один из стратиотов, похлопав по суме, висевшей у него при поясе. – Прекрасно! Давай сюда! – Один, господин Анастасий? – Один. Хватит одного, – великий куратор поднялся со стула и сверкнул глазами на Кассию. – И веревки дай. – Ты… это… – сказал Ефрем. – Не переусердствуй, смотри! А ну, как помрет, потом шума не оберешься! Да и жалко девицу, – добавил он совсем тихо. Мартинакий поиграл бичом, который протянул ему стратиот, и сказал с усмешкой: – К такой красавице и воловьи жилы будут нежны! Стратиоты продолжали пересмеиваться, поедая девушку глазами. Кассия по-прежнему стояла, у столика, стараясь унять внутреннюю дрожь. Сколько раз она, в пылу восторженности, мечтала пострадать за православие так же, как студиты и другие исповедники, и теперь ее желание должно было исполниться, – но то, что она ощущала, вовсе не походило на восторг: она знала, что будет очень больно, что пятьдесят ударов изорвут ей всю кожу на спине, что заживать будет долго и мучительно… И раздеваться – перед ними! Господи!.. У нее задрожали губы, она прикрыла их рукой и мысленно взмолилась: «Господи, помилуй меня, грешную! Помоги мне вытерпеть!» Хоть бы не закричать, не заплакать, хоть бы не унизиться до мольбы перед ними! Тут вернулась Фотина со скамьей, которую помогал нести Геласий; по щекам у обоих текли слезы. По знаку Анастасия, стратиоты взяли у них скамью и поставили посреди комнаты. – А теперь все вон отсюда! – приказал великий куратор. – А ты останься, – сказал он Ефрему. На лицах секретаря и стратиотов, надеявшихся поглядеть на бичевание, изобразилась смесь сожаления и досады; друг за другом они двинулись к выходу. Внезапно Фотина бросилась к ногам Мартинакия. – Господин, позволь мне остаться! Анастасий взял ее за подбородок и с усмешкой взглянул в мокрое от слез лицо горничной. – А кричать не будешь? – Не буду, – прошептала она. – Ну, оставайся. Да дверь поплотней прикрой! Фотина вскочила и, подбежав к двери, закрыла ее за последним стратиотом и встала тут же у стены, стиснув на груди руки. Мартинакий снова сел, пристально взглянул на Кассию и сказал чуть насмешливо: – Ну что, почтеннейшая, читать о доблести женской – это ведь не то, что самой ее показывать, а? Кассия молчала, глядя в пол. – Так-то, красавица! – продолжал великий куратор. – Впрочем, есть один способ оставить твою шелковистую шкурку в целости и сохранности. Вот что я тебе могу предложить, почтеннейшая: письма эти я заберу, конечно, а ты, госпожа, сейчас дашь собственноручную подписку о том, что раскаиваешься в сообщении с этим студийским разбойником, обещаешь более не поддерживать с ним связь и покоряться распоряжениям августейшего государя… Вот, пожалуй, и всё. Торжественно могу пообещать, что получив от тебя такое рукописание, я немедленно покину ваш гостеприимный дом, не прикоснувшись к тебе и кончиком этого чудесного орудия, – он слегка щелкнул бичом. Кассия вздрогнула и подняла глаза. – Нет. Я ни в чем не раскаиваюсь и никакой подписки не дам. Можешь исполнять то, что собирался. Только я бы просила вас отвернуться, пока я разденусь. – Сумасшедшая! – прошептал Ефрем. Анастасий несколько мгновений молча смотрел на девушку. – Амазо-онка! – протянул он, ухмыльнувшись. – Погляди на нее, Ефрем, повнимательней! Вряд ли ты еще в жизни встретишь девицу одновременно столь прекрасную и столь упрямую! Жаль, придется немножко попортить ей спинку… Ай-яй! Ведь я хотел, как лучше! Ну что ж, уважим ее последнюю просьбу! |