Книга Кассия, страница 172 – Татьяна Сенина

– Прости, господин Лев, – сказала она через силу, – мне сегодня нехорошо… Может быть, закончим на сегодня? Дочитаем завтра, мы уже и так много прочли… Ты устал, я вижу…

– Да, госпожа, я и правда устал, – Лев внезапно охрип. – Действительно, лучше продолжить в следующий раз… Тем более, что там еще довольно далеко до конца.

– Книгу можешь оставить здесь, – сказала Кассия. – А на завтра я приготовлю и «Пир» святого Мефодия. Если дочитаем, то сравним…

– Договорились! – сказал Лев нарочито бодрым тоном. – До завтра, госпожа Кассия!

– До завтра! – эхом откликнулась она.

Когда Лев вышел, Кассия опустилась в кресло и какое-то время сидела неподвижно. Потом встала словно с трудом, подошла к столу, открыла оставленную учителем книгу на закладке и, прочитав немного дальше, закрыла рукопись и прошептала:

– Да, если б можно было так… как друзья… «вынашивать разум и добродетели»!.. Только всегда мешается эта «Афродита пошлая», завязывается Троянская война, Афродиту надо «разить острою медью»… И тут уже не до того… И достойно «родить в прекрасном» уже не получится… у нас с тобой, Феофил!

И, впервые произнеся вслух его имя, она закрыла лицо руками и заплакала.

…До свадьбы оставалось меньше двух недель. Феофил продолжал ежедневно заниматься с Иоанном философией. Они начали изучать Платоновское «Государство». Грамматик читал и объяснял, Феофил слушал, кое-что записывал, иногда чему-то усмехался, исправно отвечал на задаваемые учителем вопросы, но сам спрашивал мало и после занятий не задерживался. Накануне Вознесения Господня Иоанн спросил по окончании урока:

– Завтра, как я понимаю, мы не занимаемся?

– Нет, – ответил Феофил и, поднявшись из-за стола и подойдя к окну, сказал: – У меня есть вопрос, Иоанн, правда, не по «Государству», а по изученному ранее.

– Какой же?

– Вот мы разбирали «Пир», «Федр»… Ты всё хорошо объяснял… Все эти символические толкования, это понятно. Но меня сейчас больше интересует буквальный смысл. Ты, правда, и про него упоминал, но вскользь… Что ты сам-то об этом думаешь?

– О чем именно? Там ведь много всего.

– О любви.

Иоанн пристально поглядел на ученика. Феофил, чуть сощурившись, смотрел в окно. Грамматик, конечно, знал о происшедшем во время выбора невесты и ждал, что Феофил так или иначе заговорит об этом.

– О любви в высшем смысле, о которой говорила Диотима, или о земной? – спросил Иоанн.

– О последней.

– Думаю, что любовь это временное расстройство ума.

– И только? – взглянул на него Феофил.

Что-то такое было в его взгляде, что Грамматик понял: случившееся на смотринах будет иметь гораздо более глубокие последствия, чем могло показаться неискушенному наблюдателю.

– В общем и целом – да.

– А в частности?

– Кипение крови, особенно в юности. Пожалуй, некоторая душевная слабость.

– Кипение крови, – усмехнулся юноша, – может быть и без любви.

– Конечно. Но любовь придает ему гораздо большую силу.

– Да, – сквозь зубы проговорил Феофил. – А душевная слабость тут при чем?

– Если у человека не хватает внутренней силы, он, сознательно или бессознательно, ищет, на кого опереться. Как нужна опора, например, плющу, чтобы расти.

– Не хватает силы на что?

– На одиночество. Впрочем, подобная слабость обычно свойственна женщинам. Должно быть, последствие проклятия, изреченного праматери.

– «И к мужу твоему влечение твое, и он будет властвовать над тобою»?

– Именно.

– Значит, – опять усмехнулся Феофил, – женщина, в отличие от мужчины, имеет право на душевную слабость?

– Если подходить к этому по-христиански, то владеть собой обязательно для всех. Впрочем, так считали еще языческие философы, а христианам – Сам Бог велел. Ведь желательную силу души нам надо устремлять к Богу.

– Это понятно. «Возлюбить всем сердцем, всем умом…» А платоновская теория о «двух половинах», по-твоему, ложная?

– Нет, вероятно, такие случаи встречаются в жизни, но не так уж часто. Большинство людей неплохо обходятся без этого. Не думаю, что Платон придавал большую важность буквальному смыслу этого построения, ведь главное в «Пире» то, что говорит Диотима, а она развивает несколько иной взгляд на любовь, в том числе и на земную. Если бы все для вступления в брак искали того, о чем говорит Аристофан у Платона, почти всем пришлось бы идти в монахи.

– Ты потому и пошел, что не нашел?

– Я?.. Нет. Я никогда и не стремился «найти свою половину».

Феофил взглянул ему в лицо.

– Как истинный философ! – сказал он с неопределенным выражением, вновь отвернулся к окну и добавил: – «Сердце в груди у тебя, как секира, всегда непреклонно»!

– Я думаю, – сказал Грамматик, – что власть над собой всего ценнее… И не стоит платить за нее расстройством ума, связанным с женщиной.

– Возможно, – пробормотал Феофил.

«Но что делать тому, кого это расстройство уже постигло?» – подумал он, а вслух сказал:

– Тогда христианину точно лучше никогда не встречаться со «своей половиной»… Что ж, логично: ведь мы должны стремиться к высшей любви, по тому же Платону, к Прекрасному самому по себе, к Богу…

– Да, – кивнул Грамматик. – Кстати, о душевной слабости… Я сказал, что она больше свойственна женщинам, но и мужчина, бывает, подпадает ей, если слишком увлекается поэзией.

– Поэзией? – Феофил посмотрел через плечо на учителя и снова устремил взгляд в окно.

– Да. В сущности, «две половины» у Платона – это во многом поэзия. А в отношениях с женщинами поэзии должно быть поменьше… По крайней мере, лично я думаю так.

Феофил слегка побарабанил пальцами по подоконнику.

– В таком случае, – сказал он с иронией, – законный брак это просто насмешка и над язычеством Платона, и над христианским подвижничеством! Ведь душевно-плотское влечение, соединяющее, по Платону, две половины целого, эта самая «поэзия», есть страсть. Для христианина страсти вредны, с ними надо бороться, отрекаться от них… В то же время, по апостолу, муж и жена есть «едина плоть», то есть в браке, якобы, эти самые две «половины» должны соединиться в целое… Как же может получиться это целое при отсутствии связующего состава? Просто вследствие церковного благословения? Или, может, вследствие плотского соития самого по себе? – юноша усмехнулся. – А если нет внутреннего единения «двух половин», то что остается? Только голая похоть – то есть то, что для христианина наиболее греховно! Ты не находишь, что христианский брак с такой точки зрения выглядит довольно странным установлением? Я бы сказал, он содержит в себе внутреннее противоречие. Ведь если говорить о более высоком единении «двух половин», то «вынашивать разум и прочие добродетели», вместе стремиться к Богу и к духовному совершенству, чтобы «родить в прекрасном», можно, и не вступая в брак. Для этого не нужно ни спать друг с другом, ни детей рожать, ни вести общее хозяйство… Можно даже и не жить рядом, а только переписываться… Получается, брак нужен только для того, чтобы под его сенью удовлетворять плотские страсти. При чем тут христианство?