
Онлайн книга «Дело Логинова»
Не отрываясь от пожирания креветок в майонезе, Леша исподлобья глянул на меня: – Не смеши, дубинушка. У нее своих дел хватает. А о тебе она вообще забыла, будь спокоен. – Совсем?… – Ага. Мы с Ильей обсуждали как-то… – Да перестань ты жрать хоть на минуту! – я пнул друга ногой под столом. Тот нехотя положил вилку. – Так вот, мы обсуждали за пивом… – Странно, раньше вы не уделяли внимания моей личной жизни, – заметил я. – Что за причуды такие? – Ну, знаешь, Коль, как мне не сложно признавать, мы соскучились по тебе. – Ты знаешь, мне это приятно… – Так будешь слушать? – тут же перебил меня Леша: видимо, мой прилив лиричности смутил его. – То, что тебя нет в ИПАМ, пошло на пользу ее душевному равновесию. Илюха говорит, она поначалу переживала, спрашивала, как ты, а теперь ей не особо интересно. Обедать в «Августин», правда, не ходит. – А я ей карточку отдал пятипроцентную… – попытался отшутиться я. – Знал, Вадиму б лучше оставил. – Не огорчайся, дурень, тебе это тоже будет на благо, – заверил друг. – С каких это пор? – возмутился я, хотя догадывался, каков будет ответ. – Забыл, как ты себя вел в последнее время? Даже я, притом что в ИПАМ бываю только по острой надобности, замечаю, как ты за ней ухлестываешь. Думаешь, не найдутся доброжелатели, которые доложат твоему тестю, что семейное счастье его ненаглядной Танечки под угрозой из-за зятя-кобелины? Так что отвяжись от нее, пока не поздно, иначе придется ответить. Смагин – мужик злопамятный. Лешины выводы меня огорчили и ввергли в пучину раздумий. А если Настя меня забыла? – Не думай об этой истории, она того не стоит, – пытался подбодрить друг, возвращаясь к креветкам. – Ты здесь, в Европе, в таком замечательном городе! Кайфуй. И к работе, и к своему безнадежному роману ты всегда успеешь вернуться. Ты же меня все равно не послушаешь. Как обычно, Леша оказался прав. В апреле я на три дня вырвался в Украину – хотел отметить двадцать девятый День рождения с близкими людьми. Собрались в загородном доме Смагина минимально узким кругом: Долинский, Леша, Илья с Инной и Настя. Тесть, как ни странно, не возражал против такого состава – при условии, что и он будет приглашен («ты же знаешь, как я люблю гулять с молодежью»). Не могу сказать, что почувствовал холод или напряжение в Настиных взглядах или жестах. Хотя, как я понял (но уже спустя немалое время), те слова, что я говорил, кое-что изменили не в лучшую сторону. Но тогда она так же радостно улыбалась, и я был уверен, что все осталось по-прежнему. Едва Настя выбралась из машины, я заключил ее в объятия: – Я скучал, солнышко. Очень рад тебя видеть. – Спасибо, – тихо ответила она. Не «я тоже», нет. «Спасибо»… – А про обнимашки мы не договаривались, это за отдельную плату, – отстранилась она, когда я выпустил ее из рук. Но, увидев мой напряженный взгляд, тут же «исправилась». – Шучу, чего ты? Я действительно очень рада тебя видеть. Идем в дом, подарок отдам. Она хлопнула меня по тыльной стороне ладони и по-хозяйски уверенно пошла к дому, где на пороге Леша со Смагиным курили и кряхтели по-стариковски о политике. Как всегда, надарили мне массу дорогой ерунды: участочек земли «под бурячки» (сам Смагин расщедрился), крутой кожаный портфель (подогнал Лешка), запонки с выгравированной монограммой «НМЛ» и подарочное издание Макиавелли (Долинский – добрая душа и эстет высшей категории, а ведь мог бы и припомнить мне ту бесполезную пепельницу), безвкусный багровый галстук (Танечка, душа моя) и новенький беленький MacBook (Инна с Ильей постарались). Настя завела меня на пустующую кухню и извлекла из сумочки обернутую подарочной бумагой деревянную резную трубку с фронтальным барельефом лица, отдаленно напоминающего мое. – Я смотрю, ты меня все больше стимулируешь к курению, дружок, – сказал я, рассматривая подарок. – Твоих рук дело? – Да, я надеялась, что выйдет похоже. Похоже ведь? – смутилась она. – Да… Спасибо. Это ты?… – Я на все руки мастер, сомневался? Настя по-детски радостно улыбалась, едва заметно прищурив левый глаз. – Не-а, ни на миг не сомневался в тебе, Насть, – признался я. – Тебе нравится? Правда? – Правда. Я, правда, пока еще не пробовал курить табак… – Тем лучше. Просто положи на полочку. Тем более – не уверена, что она будет хорошо раскуриваться. Это был один из тех редких дней, когда я не чувствовал себя птицей-идиотом в золотой клетке, не испытывал страха перед Смагиным и неприязни к Тане – просто хорошо проводил время. Мы устроили прекрасный мангал, Илья поиграл на гитаре (у него теперь своя, и он больше не рвал струны), Леша выпил наконец-то водки, Долинский рассказал несколько замечательных историй – разумеется, не таких увлекательных, как мои, а все больше про финансы да бизнес. А Настя поспорила с моим тестем на полштуки евро, что Тони Блэр был лейбористом, в то время как Смагин причислял его к консерваторам (а ведь докторская ректора была, между прочим, по Великобритании)… Перед закатом мы сфотографировались во дворе, с шашлыками в лапах. Фото до сих пор служит лучшим напоминанием о той приятной стороне жизни, которая у меня была. Тани, по счастью, на снимке нет – в те дни она увлекалась фотографией, ибо папа купил ей-то безумно дорогую зеркалку. Она щелкала все на свете, от бродячих котиков до фонарных столбов, заодно сделала фото нашей компании. Смагин и Долинский стояли на втором плане, возвышаясь над нами на правах патриархов. У ректора был полнехонький шампур, а консильери успел доесть почти всю телятину и красовался с кусочком жареного лука и помидорчиком. Мы с ребятами присели на корточки. Инна в правой руке держала шампур, а левой крепко держала мужа. У Ильи шампуров аж три – забрал сразу все с мангала для пущего эффекта, и при этом еще умудрялся глядеть в камеру голодным взором. Зато Леша был единственный, кому шашлыка для фотосессии не досталось. Он смотрел в камеру своей хитрой адвокатской полуухмылкой и придерживал меня за плечо. А я, стараясь скрыться от взора тестя, легонько держал Настю за руку и надеялся, что она тоже думает обо мне. – Скажите «лопата»! – Все болезни – от нервов!
Тема вашей докторской ненаучна, актуальность – неактуальна, задания исследования не выполнены! Вы – мертворожденный ученый. Следующие двадцать четыре месяца летели друг за другом, как искорки от фейерверка. |