
Онлайн книга «Зовем вас к надежде»
Джорджия, приехавшая сюда вместе с Линдхаутом, собиралась припарковать здесь свой джип. В то время как она пыталась это сделать, к ней подбежал какой-то человек и с ревом обрушился на нее: — No, no, no, this только для офицеров! Прочь отсюда, get away, you! Он был в синей американской форме и пластмассовом шлеме с черными буквами «CG». Это означало «Civilian Guard» — что-то вроде «Гражданский охранник». — Герр Пангерль! — Линдхаут растерянно моргал глазами. Кривобокий маленький человек, заметив его, испугался, но сразу же дружелюбно ухмыльнулся: — Езус, господин Линдхаут! Да, вот это радость! Мое почтение, господин доктор, целую ручку, сударыня. — Что вы здесь делаете? — спросил Линдхаут. — Ну… я гражданский охранник, господин доктор. Вот уже месяц. Замечательная работа! Американцев не сравнить с русскими, нет! Самым большим разочарованием в моей жизни было, когда я понял — господин доктор может мне поверить, — что у русских нет никакой демократии. Поэтому меня там больше ничего не держало! Я демократ! Мне нужна свобода! За что же я тогда боролся с тридцать восьмого? О боже, я только сейчас заметил, что госпожа майор! Тысячу извинений, госпожа майор, я сразу не мог этого разглядеть. Конечно, вы можете здесь парковаться, подождите, я помогу вам… направо… еще раз направо, да-да, так хорошо, а сейчас сразу налево — великолепно! — Пангерль сиял. — Какая честь для меня, госпожа майор! Не беспокойтесь! Ваш джип я возьму под особую охрану! Вы даже не знаете, как мы, венцы, счастливы, что сейчас здесь американцы, госпожа майор. Вы ведь говорите по-немецки? Я так и подумал! Такая радость! Нет, действительно! Наконец-то порядок и спокойствие царят в нашей Вене, я имею в виду — в западных секторах. Особенно в американском! Раньше была неопределенность — страшное дело, скажу вам, страшное! И когда работали на русских — что за это получали? Ковригу хлеба! Несколько картофелин! И пинок в… извините, госпожа майор! Они сразу же увольняли человека за любую мелочь. — А у американцев по-другому? — спросила Джорджия. — По-другому? Разница как между раем и адом, госпожа майор! Как вы думаете, сколько я зарабатываю? А какую хорошую еду я получаю в столовой! — Он шел рядом с Линдхаутом и Джорджией. — Нет, американцы — наши спасители от этих… этих недочеловеков! Я желаю господам чудесного вечера, большое спасибо, госпожа майор, это было совсем необязательно… 37
— «…пока идет весна и будут петь птицы…», — пел Перри Комо. Джорджия и Линдхаут, прижавшись друг к другу, медленно двигались в толпе танцующих. Она была в форме, он — в синем костюме. Глаза Джорджии сияли. — «…я продолжаю любить тебя…» Новая работа держала Линдхаута в своей власти как никогда прежде. Однажды Джорджия сказала: — Я достаточно долго изучала вас, Адриан. Все, что о вас говорят, оказалось правдой. — А что обо мне говорят? — О вас говорят, что ваш духовный мир безграничен, так же как и ваше тело не следует никаким твердым правилам. Что вы спите до тех пор, пока вас не разбудят, и бодрствуете, пока вас не пошлют в постель. Вы голодаете, пока вам не дадут поесть, а потом едите, пока вас не остановят! Они посмеялись. Линдхаут снова стал серьезным: — Да, приблизительно так. Эта история с антагонистами… У меня такое чувство, что здесь я нащупал только начало очень серьезного дела… — Тем не менее это не может так продолжаться! Теперь я буду присматривать за вами, — сказала Джорджия. Этим вечером она подъехала на своем джипе к институту, чтобы подвезти Линдхаута в переулок Берггассе. Она ждала внизу, пока он умоется и переоденется, и сейчас они танцевали в «Рейнбоу-клаб», где пел Перри Комо… — «…до скончания времен, пока в мае цветут розы, моя любовь будет все сильнее с каждым днем…» — Вы великолепно танцуете, Адриан! — Я вообще не умею танцевать! Вы великолепно меня ведете, вот в чем дело! Он был счастлив. Оркестр заиграл в полную силу. Громко и страстно зазвучали скрипки. — Какой замечательный вечер, Адриан! — Да, Джорджия. — «…пока не иссякнут источники и не исчезнут все горы…» — Вы когда-нибудь любили? — спросила Джорджия. — Да, — ответил он. — Я был женат. Но моя жена погибла. Гестапо… — «Рахиль, — подумал он в толпе веселящихся людей, — Рахиль, как я тебя любил! Но это было так давно. И моя любовь к тебе далека, как за дымовой завесой». — Он услышал голос Джорджии: — Я тоже была замужем. Мой муж погиб на Тихом океане. И это тоже было давно, Адриан. Очень давно… — «…я буду рядом, чтобы заботиться о тебе в горе и радости…» — У меня больше нет никого на свете, Адриан. — И у меня никого, Джорджия. — Нет. У тебя есть Труус. — О да, Труус… — Он крепче прижал ее к себе. — «…поэтому возьми мое сердце в сладкий плен…» — Нам будет трудно поладить с твоей дочерью, Адриан. — Боюсь, что да. — Она любит тебя. А меня ненавидит. — Она ребенок, потом она научится все понимать. — Надеюсь, Адриан. — «…и нежно скажи, что я тот, которого ты любишь, и давно…» — Потому что, знаешь… я тоже люблю тебя. Очень, Адриан. — И я тебя, Джорджия. — «…till the end of time…» [27] — пел Перри Комо. Оркестр завершил песню. Посетители с воодушевлением захлопали звезде. Кланяясь, он увидел двоих, которые, казалось, ничего не замечали вокруг и, тесно прижавшись друг к другу, целовались. Около двух часов ночи Джорджия привезла Линдхаута домой в Берггассе. — Хочешь подняться? — спросил он, смущенный как школьник. Она покачала головой. — Почему нет, любимая? — Все должно происходить медленно и красиво… У нас есть время, Адриан… Сейчас я здесь только из-за тебя… Будем терпеливы, ладно? Он кивнул. — Это будет большая любовь — till the end of time, — сказала Джорджия. — Да, — сказал Линдхаут, — до скончания времен. Машина тронулась с места. Он долго стоял без движения. «Рахиль, — думал он. — Я действительно тебя любил, ты знаешь это. Но сейчас ты мертва, и сейчас я люблю Джорджию. И я знаю, ты поймешь это и не будешь сердиться на меня. Да, я люблю Джорджию», — думал одинокий мужчина на пустынной улице. Когда дома он заглянул к Труус, та крепко спала. 38
В следующие дни к Линдхауту несколько раз приходил комиссар Гролль. |