Книга Завтрашний день кошки, страница 54 – Бернард Вербер

Я испытала чувство гордости от того, что тоже была кошкой.

– На сегодняшний день во Франции насчитывается десять миллионов кошек, в Европе пятьдесят миллионов, а во всем мире восемьсот миллионов.

Больной человек, пытавшийся забраться в наш грузовик, отказался от дальнейших попыток и вновь упал на землю.

– А людей?

– Их популяция вскоре достигнет восемь миллиардов особей.

Стало быть, людей в десять раз больше, чем кошек.

– А как обстоит дело с крысами?

– Грызунов сосчитать гораздо труднее, но бытует мнение, что с увеличением количества больших городов, подземные коммуникации которых изобилуют канализационными коллекторами и тоннелями метро, их популяция растет по экспоненте.

– Мне нужны цифры, хотя бы приблизительные.

– В Интернете есть данные, что крыс на земле как минимум втрое больше чем людей, то есть около двадцати четырех миллиардов.

– Значит, на каждого нашего их приходится сразу тридцать!

До этого я не отдавала себе отчета, что эти проклятые грызуны обладают перед нами таким численным преимуществом.

– По сути, их, скорее всего, намного больше, ведь ни один человеческий ученый не осмелится обследовать все подземные сооружения, чтобы их сосчитать. Это лишь самые общие оценки. В то же время я как-то наткнулся на результаты еще более тревожных исследований. Один человеческий исследователь установил, что с повышением температуры крысы становятся толще и крупнее. В тепле они, с одной стороны, быстрее размножаются, а с другой – становятся переносчиками еще большего количества заразных заболеваний, для них самих совершенно безвредных.

– И каких же размеров они могут достигать?

– Авторы исследования полагают, что крысы могут увеличиваться в два раза.

– Значит, мы обречены.

– На данный момент разработанные людьми технологии защищают от грызунов их, а заодно и нас. Но если ученых убьют, а их место займут религиозные деятели и одиозные политики, если люди предадут забвению свои научные достижения и направят присущую им энергию на борьбу между враждующими группировками, вместо того чтобы единым фронтом выступить против крыс, последние в любом случае их себе подчинят. Это всего лишь вопрос времени.

– Ты имеешь в виду здесь?

– И не только в Париже, но и в других городах страны, а потом и всего мира. На планете нет ни одного места, где их не было бы, и повсюду они загоняют людей и другие виды живых существ в угол, навязывая свою гегемонию.

Что будет напоминать собой мир, в котором крысы одержат верх над всеми остальными? Люди и кошки укроются в лесах и побегут из крупных городов в сельскую местность. А Камбис с полчищами своих воителей с острыми как бритва резцами повсюду будет сеять ужас.

Хотя я и ощущала, что вошла в резонанс с Вселенной, в данном случае это ничего не значило – по какой-то причине я воспринимала исходившую от крыс энергию как темную, отнюдь не способствующую возвышению космического сознания.

Более чем когда-либо мне казалось, что я наконец осознала угрозу и несу за это огромную ответственность.

– Как крысы этого добились? – спросила я сиамца.

– Уничтожив множество видов диких животных в пользу домашних или скота, люди, помимо всего прочего, истребили и хищников – естественных врагов грызунов: орлов, волков, медведей, лис, змей.

– И тем самым нарушили хрупкое равновесие, поддерживавшее в природе гармонию. Какая страшная ошибка!

– А обустроив множество канализационных коллекторов, подарили грызунам идеальную среду, где их никто никогда не беспокоит. В то же время надо признать, что крысы наделены интеллектом и исключительными способностями к адаптации практически в любых условиях.

– Но, несмотря на это, мы все равно сильнее их.

– Рядом с человеком мы расслабились и погрузились в спячку. Если этим грызунам приходилось сражаться за еду, то мы получали свой кошачий корм без каких бы то ни было усилий с нашей стороны. Если они были вынуждены ежедневно вступать с кем-нибудь в схватку, то у нас больше не осталось ни единого врага. Кто сегодня станет охотиться на кошку?

Должна признать, что до нынешнего кризиса я даже не знала, что такое страх перед другим видом. Такие чувства, как раздражение и нетерпение, тоже были мне неведомы.

Я даже понятия не имела, что столь комфортная жизнь так убаюкала все мои чувства.

– У крыс есть все шансы стать следующим доминирующим видом. Они умны и живут тесным сообществом. Поэтому недооценивать их нельзя.

– Как же тогда их сдержать?

– Объединившись. Люди нуждаются в нас точно в той же степени, как и мы в них. Если мы не придем к взаимопониманию и не выступим единым фронтом против общего врага, грызуны заведомо нас победят. Вот почему я пошел с тобой, Бастет. Вперед, времени больше терять нельзя – чтобы оказаться в Венсенском лесу, нам еще предстоит долгий путь.

Пифагор, похоже, и в самом деле верил, что у меня получается общаться с людьми. Я не осмеливалась открыть ему горькую правду. Если честно, то после удивительного вчерашнего озарения я не думала, что в состоянии выполнить возложенную на меня миссию. Мне нужно было срочно заняться с сиамцем любовью, чтобы получить подпитку в виде его энергии. Но у него, по-видимому, были дела поважнее.

Мы покинули кабину грузовика и продолжили шествие по крышам автомобилей. Когда Пифагор наконец свернул с кольцевой дороги в зеленое лесистое пространство, я совершенно выбилась из сил.

Венсенский лес очень походил на Булонский.

На горизонте не было видно ни собак, ни кошек, ни крыс, ни людей.

– Сигнал GPS-маяка Натали говорит о том, что твоя служанка где-то там, – заявил сиамец, указывая на какую-то тропинку.

Мы затрусили среди высоких деревьев. Вокруг царила тишина. Даже мои усы и те не могли уловить поблизости чьего-либо присутствия. И вдруг, не успев даже на это отреагировать, мы взлетели в воздух, оказавшись пленниками прочной веревочной сети.

Ловушка.

Слишком поздно. Напрасно мы барахтались, запутавшись в ее ячейках. При каждом нашем движении, при каждой попытке вернуть себе свободу звенел колокольчик. А когда я попыталась перегрызть веревку зубами, затрезвонил с двойной силой.

– Сиди смирно! – посоветовал Пифагор.

Мы покорно повисли между небом и землей и замерли в ожидании. Моя лапа, застряв в ячейке сети, болела.

Но мне в конечном итоге все же удалось закрыть глаза. Что касается Пифагора, то он, вероятно, уже спал.

Чрезвычайно неудобное положение в плену сети заставило меня воспринимать себя автономной сущностью. Я тихо сказала:

– Перед тем как умереть, хочу сказать, что я люблю тебя, Пифагор.

– Спасибо.