Онлайн книга «Прайд. Кольцо призрака»
|
Ирина отчего-то посмотрела на сложенные в корзинке в углу, давно никому не нужные зонтики. – А ведь признайтесь сейчас начистоту! Помыслили хотя бы раз? Порой мысли от действий не отличишь. Оно так и называется у нас – умысел. Ирина резко бросила: – Перестаньте морочить мне голову! Николай Андреевич продолжил: – Страх перед свободой – это всего лишь одна из форм осознания ее. Вопрос в том: каким образом бессознательное становится сознательным. Отпустите узду! Дайте волю своей лошади! Пусть она ведет вас сама, куда хочет! Милочка, вам нужно на свежий воздух. Прочь из города. – Я не могу. – Ах да, конечно – Паша! Он держит вас здесь в духоте – не дает освободиться. Держит сильнее жизни, даже сильнее смерти. А я знаю, что вам надо. – Что мне надо? Николай Андреевич засмеялся, вспомнив что-то. – Вам будет смешно. По долгу службы мне доводилось бывать в Афганистане. Вот где, доложу я вам, настоящее царство… – Он в затруднении пощелкал пальцами перед собой, будто отпугивал мух. – Царство не мудрости, но царство Смерти и Терпения. На все один ответ – Вечность. Так вот на местном наречии паша означает муха. А там такие мухи – корову убить могут. Смешно? – Что именно из этого должно быть смешно? – А что хотите! Выбирайте! Николай Андреевич вздохнул: – Ребенок без конца требует, чтобы ему всегда повторяли одну и ту же сказку и всегда точь-в-точь без пропусков. И весь принцип получения удовольствия от сказки для него в том, чтобы сказка повторялась без малейших изменений. Ребенок зорко следит, чтобы этих изменений в сказке не было… Влечение к смерти, к своей смерти, очень уж часто предполагает влечение к смерти чужой. И да… Последнее: будьте уж реалистичны – это не девятнадцатый век, не Достоевский. Наказания не будет! Дверь тихо закрылась за ним. И сразу же зазвонил телефон. – Сейчас, сейчас, – сказала себе Ирина, дотягиваясь до мобильника на кресле. – Иришечка… – Голос хлюпает. Мадам. «Что там у нее? Разве там, в ее доме, в этом округлом благополучии, может что-нибудь случиться?» – Ирина подумала это почти с досадой. – Что у тебя такой голос? Простыла? Ты где? – Иришечка, я на даче, а его там у вас увезли. – Кого?! – Стешеньку. – Куда увезли? – В морг забрали. Умер он. – Мадам заплакала. Видно, уже давно плакала и слезы стоят у самых глаз. – Убить меня мало. Лучше бы я сама сдохла. На дачу с Женькой завалились. Уговорил меня гад, сволочь. На свежем воздухе я тебя знаешь как… Вот чувствовала: не надо ехать. А Женька улестил. У меня все лицо поплыло. Старухой сделалась сразу. Стешенька мой без меня умер! – Подожди, подожди. Успокойся. – Я книжки его целую… – Ирина действительно услышала между всхлипываниями мокрый звук поцелуев. – Стешенька, может, ты меня напоследок увидеть хотел? Проститься. Может, звал. А я с Женькой… Стешенька, родной, солнышко. Никто не знает, из какого дерьма ты меня вытащил. Не побрезговал, к себе принял, – в беспамятстве горя она уже говорила не с ней, не с Ириной, а с покойником. – Взял меня к себе, приютил. Угол грязный снимала у старухи. Старуха на кровати храпит, а я на полу, на матрасике. Всего-то у меня осталась шуба старая, плешивая. Завернусь в шубу, о каше гречневой с маслом вспомню, попукаю, попукаю, поплачу, согреюсь и усну. А ты меня сразу в ванную. Накормил, как королеву. Одел, обул. Что мне теперь без тебя, для чего, зачем? В монастырь уйду. – В какой монастырь? Ты погоди, успокойся… – не находила слов Ирина. В трубке хлюпает, все слезами залила, не может остановиться. – Я знаю в какой. Я была в одном. Где монахи поют. Ничего мне теперь не надо. Зачем жить? А Женька хряк, щетина. Я с ним на даче… грех, грех-то какой. А ты, Стешенька, один умирал. Может, ты в последний раз на меня посмотреть хотел. Женька, сволочь, говорит: «Теперь поженимся». Как же! Раскатал губу. Вылетел как пробка. Я плюнуть хотела в морду его поганую, слюны не было. Я Лолитке позвонила. Вовчик говорит: ее на «скорой» увезли к Наталье твоей в больницу. Стешенька, прости меня, прости… Иришечка, девочка моя, приезжай ко мне на дачу. Не могу я… Отключила мобильник. Вот и нет Стефана Ивановича. Умер. Ту-ту-ту. Какой-то голос, где-то на телефонной линии: – Я не выйду, ты должна прийти ко мне. В мой сад, в утробу, откуда я выглядываю. Где я могу создать в своей голове вселенную, превосходящую реальность. «Надо же, спутали все линии! Может, из-за пожаров какая-нибудь вышка оплавилась». Только положила трубку – опять истеричный звонок. «Надо поставить мелодию. Нет, пусть так и остается». – Привет, Ириш! «Женька! Вот уж не ждала. Голос наглый, с ленцой». – Привет, – сказала Ирина настороженно. «Не понимаю, что ему могло понадобиться от меня. Про Стефана Ивановича сказать?» В балконную дверь, сжимаясь, пробивался путаный городской шум. Бегущие мимо шорохи, гудки автомобилей. И тонкий капризный голос ребенка: – Не пойду! Не хочу-у-у!.. – Я тебе снизу звоню, из скверика. Удивляюсь, честное слово, сколько собак развели. Жрать народу нечего, а собаки, как телята, гуляют. – Да, – выжидающе согласилась Ирина. – Жарища чертова. В теньке все лавки заняты. Не собаки, так алкаши или старухи. Злые, хуже собак. Нет того, чтобы молодому мужику место уступить. – Он пытался скрыть свою злость деланным смешком. – Не хочу. Не пойду-у-у! – прерывал его детский плач. – А что ты делаешь в скверике? Почему ты там? – А где мне быть? Где? – Голос мгновенно заострился. Ерничая и кривляясь, Женька пропищал: – Как ты говорила: «Потанцуй с моей подружкой, потанцуй!» Дотанцевался. – Да, такая беда, Стефан Иванович умер, – сказала Ирина, понимая, что говорит она не то и не к месту. – Ой, до чего сейчас подружка твоя хороша, ты бы видела! – весело, словно обрадовавшись чему-то, воскликнул Женька. – Не ревет, скажем так: гниет заживо. Уже лет на сто потянет. Куда все девалось, не пойму. Вытурила она меня. А что говорить? Вот Наташка моя – это да! Уважаю. Новый замок врезала. – Замок? – переспросила Ирина. – А-а… Ну да. Какой замок? – В дверь. Чтоб муж законный в скверике отдыхал. Ну, переспал со старухой, всего-то делов. Что ж, теперь конец света устраивать? – Не хочу-у-у… – затихал горестный детский плач. – А что мы десять лет прожили, это так, побоку, наплевать? Новый замок врезала, как тебе это нравится? – И правильно врезала, – жестко сказала Ирина и отключила телефон. |