Онлайн книга «Лунный свет»
– Я думал, вы ушли. – Я правда ушла. Послушала немного, как вы читаете, ушла и взяла себе чашку кофе. – Ой. – Вы хорошо читали, просто я визуал. Не воспринимаю на слух. – Ясно. – Если честно, я, наверное, становлюсь немного глуховата. Есть хотите? Может, зайдем куда-нибудь? Мы нашли ее машину, «Мерседес-280» цвета верблюжьего одеяла. На заднем стекле было наклеено выцветшее хьюлетт-паккардовское разрешение на парковку. В салоне сквозь благоухание «Опиума» пробивались запах испорченной солнцем кожаной обивки и кисловатый душок витаминов. Салли отвезла нас в кубинский ресторан, про который сказала, что это ее любимый, но за разговором она лишь немного поковыряла вилкой свою жареную рыбу. Когда я заказал лечон, она объявила, что тоже возьмет свинину. Однако официант еще не дошел до кухни, как Салли крикнула ему вслед, что все-таки возьмет рыбу. – В моем детстве у нас дома была кошерная еда, но в следующие пятьдесят лет я ела свинину. И вдруг оказалось, что не могу! Даже ветчину. Вот что это значит? Я соврал, будто у меня нет никакой гипотезы, но на самом деле нечто похожее случилось под конец жизни с дедом, и мне думалось, что это как-то связано с приближением смерти. Невежливо было бы сказать такое пожилой женщине, с которой мы только что познакомились. Однако в итоге она сказала это сама. – В окопах атеистов нет, верно? – Она оглядела пластмассовые стены «под кирпич», красные пластиковые столы, ажурные металлические подсвечники. – Наверное, я в окопе. – По крайней мере, это окоп, где можно взять лечон. – Как по-вашему, Богу не плевать, что люди едят? – Я бы надеялся, что у Него есть занятия поинтереснее. – Ха. Знаешь, на кого ты похож, когда так говоришь? Она разрезала свою рыбу на аккуратные квадратики. Набрала на вилку бобов и риса, добавила один квадратик рыбы. Потом вдруг со звоном положила вилку. Приготовленная к отправке в рот порция так и осталась нетронутой до конца разговора. – У меня это была не любовь, – сказала она. – Чисто для протокола. – Да? – Может быть, к этому шло. У нас был довольно бурный роман для нашего возраста, насколько я понимаю. Но мы прожили вместе всего полгода. – Знаю, – ответил я. – Не очень долго. – В семьдесят два? Как шесть недель в пятнадцать лет. А потом он взял и заболел раком. – Вы дали ему слишком много счастья. Он не мог этого вынести. – Это было бы смешно, не будь оно правдой. Ты куришь? – Пытаюсь бросить. – Я тоже. Салли подозвала официанта, протянула ему пятерку и на сносном испанском попросила сбегать в ближайший винный магазин и купить ей пачку «Тру». В конечном счете она согласилась угоститься его «Винстоном». – Muchas gracias, corazón. – A la orden, señora {129}. Он похлопал по карманам, ища зажигалку. Я вытащил зажигалку Ауэнбаха, которую отдала мне мама. Салли отметила ее. Она прикурила и, отвернувшись от меня, выпустила длинную струю дыма. – И еще. Не обижайся, но я скажу, что он был не тот, кого легко любить. Не в смысле, что он был неприятный. – Да? – Он был очень приятный. Умный. Красивый, широкоплечий. Довольно крепкий для своих лет, но не такой, как, знаешь, старперы, которые бегают по девяностоградусной жаре в банданах и с утяжелителями. И еще он что угодно мог починить. Буквально что угодно. У меня такая штуковина, для компакт-дисков, начала заикаться. Он и ее починил. Хотя там внутри лазер. Никто не уважал дедовы технические знания и рукастость больше меня, но в его умении чинить лазеры я все-таки сомневался, поэтому только кивнул. – У него даже чувство юмора было, глубоко спрятанное. – О да. – Черного юмора. – Очень черного. – Но проявлялось это, только если его знаешь. А еще, может быть, самое приятное… Я ждал. Мне думалось, что она очень многое любила в этом человеке, про которого сказала, что не любила. – Он не обижался, когда я смеялась над его смешными сторонами. А у него было множество смешных фанаберий. Например, использовать, как это называется, мензурку вместо мерного стаканчика. – Мне всегда казалось, что это круто. – Варить кофе в конической колбе. – У него получался в ней отличный кофе. – Зажигалка эта. – В ней скрыта целая история. – Не сомневаюсь. Все его истории были в чем-то скрыты. Ты знаешь про охоту на змею? – Немножко. – Как будто он капитан Ахав. Как Джон Уэйн в том фильме. – Из-за старого вонючего кота. И все это еще под соусом рыцарства. – Он любил иметь конкретную цель. – И ракеты. Модели повсюду. Вообще космос. Ехать за двести миль, чтобы посмотреть в бинокль, как на орбиту запускают очередную консервную банку. Меня это смешило. – Для него это было очень серьезно. – Это и было в нем самое смешное. – Она вилкой стащила из моей тарелки кусок лечона и отправила себе в рот. – Мм. Твоя бабушка его поддразнивала? – Иногда, – сказал я, хотя на самом деле такого не помнил. – Совершенно точно. – Ему надо было сражаться. Бороться. Чувствовать, что он вкалывает сильнее, несет на плечах больше груза, чем все остальные. Все в жизни – схватка. Как у Иакова с ангелом. Даже с онкологией он собирался бороться в одиночку. Ни слова мне не сказал. Вы знали? – Понятия не имели. – Если честно, у него была склонность играть роль страстотерпца. |