Книга Убийство на улице Дюма, страница 44 – Мэри Лу Лонгворт

– Руссель. Он вышел на тропу войны, будьте готовы.

– Merde, merci.

Он повесил трубку, вернулся в ванную и стал чистить зубы.

– Моей книжки Монтескье в ванной нет? – спросила из гостиной Марин. – Мне она нужна на сегодняшнее занятие.

Верлак глянул на полку, где стояли с полдюжины баночек различных кремов для лица, четыре тюбика помады, каждый со снятым колпачком, духи «Шанель № 19», небольшой сборник стихов Рембо и, наконец, под потрепанным и влажным экземпляром журнала Elle – «Персидские письма» Монтескье.

– Нашел! – крикнул он.

Он посмотрел с улыбкой на вошедшую в ванную Марин:

– Неожиданный выбор для лекции по правоведению. Но твои лекции этим и знамениты. – Он легко хлопнул ее книжкой по лбу. – Я пошел делать кофе. Кстати, я на твои тюбики помады надел крышки.

Марин вошла в кухню, когда Верлак уже разливал кофе по чашкам. Она была в белых твидовых брюках, ботинках на высоких каблуках и белой облегающей блузке с узким длинным зеленым галстуком.

– Доброе утро, Энни Холл, – сказал он, подавая ей кофе. – Это одна из любимых книг у моего дедушки, – добавил он, не в силах оторвать глаз от Марин.

– «Персидские письма»? И у моего тоже, – улыбнулась Марин, приступая к кофе. – «Пусть я жила в неволе, но я всегда была свободна». Бедная Роксана! Мой дедушка любил эту цитату. Вот ее я сегодня и напишу на доске, и пусть студенты за двадцать минут набросают на нее ответ. Могут подходить с разных точек зрения – контраст между европейскими и неевропейскими обществами, преимущества и недостатки различных систем правления…

– Или природа политической власти, или даже религиозная терпимость, – перебил Верлак. – Разве Монтескье не был женат на протестантке?

– Упаси боже! – вскрикнула Марин.

Предки Верлака по отцовской линии были гугенотами, а Эммелин – преданной прихожанкой англиканской церкви.

– Ты права, это породило бы бурную дискуссию. – Верлак улыбнулся, погладил ее по густым каштановым волосам. – Жаль, ты не преподавала в Бордо, когда я там учился.

– Тогда бы мы не спали друг с другом.

Верлак улыбнулся:

– Монтескье, может, и несколько уныл, но мне всегда нравились эти два турка… как их там?

– Узбек и Рика.

– Да, спасибо. Мне всегда казалось очень забавным то, как они заблуждаются во всем, что видят.

Марин прижала книгу к груди и сказала:

– Все же Роксана живет в рабстве и самоубийство совершает именно поэтому. Так что это и уныло, и забавно одновременно. – Она погладила его по щеке тыльной стороной ладони. – Как ваш английский поэт, да?

Верлак попрощался с Марин на улице Италии и пошел дальше по улице Тьера, надеясь не встретить никого из знакомых. На повороте он увидел, что улица перекрыта, и несколько секунд думал, не отгорожен ли от него Дворец правосудия, но вспомнил, что сегодня четверг, ярмарочный день. Хотя прилавки искусно разложенных овощей и фруктов он находил красивыми, необходимость лавировать в толпе раздражала. Сегодня он этого не замечал – все мысли были только о Марин.

Он подошел к одному из своих любимых торговцев. Этот человек продавал только местное и сезонное, и сейчас перед ним лежали четыре кучки грибов: тонкие маленькие оранжевые лисички, большие черные вешенки, остроконечные рябые сморчки, толстые белые. Верлак остановился у прилавка и попросил по двести граммов каждого вида, которые продавец положил в бумажные пакетики.

– Жарить с петрушкой и лимоном? – спросил Верлак.

– И чесноком, – улыбнулся в ответ продавец и бросил в один пакет горсть листиков петрушки.

– Спасибо.

Верлак расплатился, взял свои покупки и перешел улицу, заранее представляя себе, какой ужин приготовит сегодня для Марин. Входя во Дворец правосудия, он столкнулся с Фламаном.

– Здравствуйте! – сказал молодой полицейский, пожимая руку Верлаку. – Я вчера много звонил по телефону, в том числе в отель Сан-Ремо, который нам назвал профессор Роккиа. Никакой Джузеппе, или дотторе, или синьор Роккиа в понедельник там не останавливался.

Верлак остановился.

– Спасибо, Ален.

Он взбежал через ступеньку к себе на этаж, торопясь найти Бруно Полика.

– Доброе утро, мадам Жирар! – поздоровался он, проходя мимо стола секретарши.

– Здравствуйте, господин судья, – ответила мадам Жирар и подняла ручку, которую держала в руке, будто в знак предупреждения. Верлак кивнул, уже слыша из-за угла голос Ива Русселя.

– Простите, что опоздал, – сказал Верлак, увидев возле двери своего кабинета Русселя. – Заходите же. – Он открыл дверь. – Джузеппе Роккиа не останавливался в понедельник вечером в отеле «Дез Англе» в Сан-Ремо.

Руссель промолчал, и Верлак удивленно взглянул на прокурора.

– У него нет алиби на момент убийства мадемуазель Захари, – продолжил он, – он солгал о своем местонахождении в этот вечер и о том, что никогда не виделся в Перудже с Жоржем Мутом. Ив, я не знаю, сообщил ли уже вам Бруно, но у нас есть основания полагать, что Роккиа замешан в подделке антикварного стекла, и Мут об этом знал. Это могло оказаться причиной его убийства: он грозился донести на Роккиа, или, скажем, Мут тоже был вовлечен, но вдруг в нем заговорила совесть.

Ив Руссель улыбнулся, прошелся по комнате, делая вид, что заинтересовался книгами Верлака в кожаных переплетах. Он покачался с пятки на носок и обратно – ростом чуть меньше метра шестидесяти, он носил синие ковбойские сапоги.

– Захватывающая история, Антуан, – проговорил он. – Неверная, но очень захватывающая.

Верлак посмотрел на Русселя и закатил глаза.

– Просветите меня, Ив, в чем же она неверна?

– Постараюсь. Я все утро прождал, чтобы это сказать вам. Сейчас я собираюсь произвести первый за день арест. Мог бы сделать это без вас, но хочу быть вежливым… Рассказать вам?

– Банкоматы? Вы нашли этих кретинов?

Верлак сел, положив грибы на стол.

– Нет, друг мой, это дело остается пока нераскрытым. – Руссель подошел к столу Верлака и оперся ладонями на стекло. – Я собираюсь арестовать подозреваемого в убийстве мадемуазель Одри Захари.

Верлак вскочил с кресла:

– Что? Кого?

– Янна Фалькерьо.

– Ив, вы с ума сошли? Какие доказательства?

Открылась дверь, вошел Бруно Полик.

– Простите, что опоздал.

– Ничего страшного, Бруно, – ответил Верлак, глядя на Русселя. Приход Бруно Полика был очень кстати, пусть и с опозданием.

– Я только что встретился с мадам да Сильва, экономкой Мута, – сказал Полик. – Выполнил то, о чем вы меня вчера просили в сообщении. Она не может вспомнить имя человека, от которого дуайен получил ту вазу, но помнит, что это был итальянец.