Онлайн книга «Я - сингуляр»
– Иди в комнату, – пригласил я. – Кофе хочешь? Он удивился: – А у тебя нет ничего крепче? – Есть виски, – ответил я. – Есть ром. Он потряс головой: – Это слишком. – Есть вино… – Плесни вина, – попросил он. – Правда, я за рулем… – Наслышан, – сказал я, – ты какую-то крутую квартиру купил? – И я наслышан, – ответил он, – только это не я купил, а Тюпавин. Он еще не закончил ремонт, потом загудим, отметим так, что небу жарко будет! Я пошел на кухню, он топал за мной, но задержался в дверях комнаты, на той стене огромный постер, женщина смотрит внимательно и строго. – Ух ты, какая… Это хто? – Не узнал? – спросил я. – Не, – ответил он в затруднении. – Видел где-то… крутится вот в голове имя. Но не ухвачу никак… – Я тоже, – сказал я. – Восходящая звезда. Он постоял, посмотрел, заходя то справа, то слева. Ее серьезные глаза провожали его всюду оценивающим взглядом. – Да, – сказал он наконец с уважением, – новая формация… – В смысле? – Серьезные приходят, – пояснил он. – На смену финтифлюшкам. – Тогда нам конец, – сказал я. – Я серьезных тоже боюсь. – С финтифлюшками проще, – согласился он. – Потому те, что поумнее, врубились и теперь косят под финтифлюшек. Как видят, что подходишь, сразу перестают о когерентной функции в трехмерности, а начинают о шмотках… Я пожал плечами. – Это что-то новое, а я старомоден. Он захохотал: – Старомоден? В смысле, предпочитаешь раком?.. Анатоль Франс утверждает, что это самая древняя поза. Верно? – Ну, археологи говорят… Он хохотнул снова: – Да это и без археологов ясно. И понятно, почему Анатоль Франс предпочитает только ее, ха-ха! Я покосился на открытый балкон. В это время на соседнем часто торчит Катька, малолетняя дочь соседей. Я с ними в хороших отношениях, меня считают приличным молодым человеком, а у приличных по дефолту и друзья должны быть приличными. – Держи, – сказал я, вручая бокал. – Красного или белого? – Красного. – А тебе можно? – В каком смысле? – Ты ж на новой иномарке приехал? Я налил, он захохотал, наблюдая за красной струей, что с легким шипением, пузырясь, заполняет бокал. – Ну ты чудак! Сейчас у всякого в кармане таблетки. Есть еще спреи. Сколько ни выпил, а пшикни в рот – никакого запаха! В любой аптеке. – А анализ крови? – С чего его станут делать? – удивился он. – Это если собью кого. – А не собьешь? – спросил я. Он отмахнулся. – Нельзя же всю жизнь беречься! Жизнь одна, надо прожечь, а не продымить. Я налил, ногой толкнув створку двери на балкон, Шурик по-гусарски лихо выпил, от второй все же отказался, лихость лихостью, но не переборщить, посмотрел на часы: – Ого, через часик в клубе начнется настоящее веселье… Прибудет сама Аня Межелайтис! – Да, – сказал я, – если сама… – Сама, сама, – заверил он. – Знаешь, сколько ей платят? – За что? – За такие вечеринки? Только за то, чтобы появлялась! – Не знаю. – И я не знаю, – признался он. – Но говорят, с ума сойти, сколько платят. – Наверное, много, – согласился я. Он посмотрел на дверь ванной. – Не против, если приму душ? День был жаркий. – Валяй, – сказал я. – Шампунь, гель для душа там на полке. Дверь за ним прикрылась, мы ж пока с нормальной ориентацией, хотя замок не щелкнул, я услышал шум льющейся воды, а пальцы мои, подрагивающие в нетерпении, словно наркоманьи, уже срывали пленку с длинного бумажного рулона. Карта Марса развернулась во всей страшной красе: мертвые красные пески, камни и валуны странной формы, на Земле таких нет, над странно близким горизонтом – жутковатое небо с тусклыми звездами, хотя это день, марсианский день… Снято последним спутником с такой четкостью, что уже нет сомнений: высадятся в намеченном две тысячи двадцатом году, обязательно высадятся. А то и раньше, чтобы опередить русских и китайцев. Для того и такие подробные карты, уже ищут местечко для научного городка… Место на стене отыскалось между лунной картой и великолепным снимком Юпитера. Дальше сразу три фото Сатурна, не самые лучшие, но крутые и новейшие спутники к нему еще не добрались. Я все еще стоял перед картой, когда Шурик вышел из ванной, обнаженный до пояса, капельки воды блестят на ресницах. На ходу бурно тряс кистями рук, засунув указательные пальцы в уши, морда сморщилась в наслаждении, а я впервые за долгое время рассмотрел, что у него выпирающий животик: нежный, из белого сала, мощные валики отложились на боках, раздувая талию. – Хорошая штука, – сообщил он, – этот душ. Только жаль, что в этих проклятых метрах не по двести сантиметров! А то бы ванна поместилась. – Да ладно, – сказал я вяло. – Меня устраивает. Он оглянулся на открытую дверь, там синеватый свет и мягко жужжит аппаратура, освежая, очищая и деактивируя. – А может, демонтировать? И поставить ванну? Я удивился: – Зачем? – Чудак, – сказал он покровительственно. – Полежать в теплой водице, побалдеть… разве не здорово? А в твоей коробке помылся и – на выход. Больше делать нечего. Даже сесть негде. – Нет, – сказал я. – Денег жалко? – догадался он. Добавил покровительственно: – Я подброшу в долг. Никаких процентов! А отдашь, когда сможешь. Я покачал головой: – Шурик, ну чего вдруг? Это ж не та ванна, что устанавливают изначально. Я брал пустую квартиру. И душ установил сам. Он изумился. – Ты что? У тебя был выбор: установить ванну или душ, а ты выбрал душ? – Да. – Ну ты урод, – сообщил он с глубоким удовлетворением. – Душ – это для тела, а корытце – для балдежа. Да и с девочкой можно полежать, побаловаться. А у тебя что: помылись и сразу в постель? Нет в тебе романтики. – Нет, – согласился я. – А что вдруг? – Да сломалось что-то. Во мне. |