Онлайн книга «Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни»
|
К самому Раскину Тарутин поначалу относился скептически (как и большинство российских граждан, живших более или менее нище, олигархов и иже с ними он недолюбливал). Но если б опальный миллионер согласился хоть немного поддержать торейский приход, это стало бы для отца Георгия спасением. И даже давало надежду на основательное повышение котировок в епархиальном мире: с человеком, который держит связь с почти что олигархом, наверняка стали бы считаться и благочинный, и архиерей! И потому он должен был попытаться установить с ним некие (в идеале – дружеские) отношения. Кроме того, несмотря на скепсис, отец Георгий не мог не отметить того факта, что Раскина многие считают политическим заключенным. Сам бывший политзек и к тому же довольно мягкий и добродушный человек, Тарутин не мог совсем уж не сопереживать новому обитателю ИК-11, оказавшемуся за решеткой пусть и с кучей оговорок, но все-таки «за политику». Добраться до Раскина оказалось не так-то просто. Желающих повидаться с ним было предостаточно, а время, отведенное для таких свиданий-аудиенций – ограничено. Помог случай. Местное управление исполнения наказаний, следуя общегосударственному тренду на установление тесных контактов с РПЦ МП, стало активно приглашать священников на зоны и в изоляторы – как для общения с заключенными, так и для иных, все больше празднично-протокольных, мероприятий. Приглашали и отца Георгия. И вот, через полтора месяца после прибытия в торейскую ИК Раскина Тарутину позвонил начальник колонии: – Здравствуйте, отец Георгий! Это Гурулев безпокоит! – Здравствуйте, Сергей Петрович! – Отец Георгий! Я что звоню! У нас тут небольшое мероприятие запланировано. Юбилей: шестьдесят пять лет основания колонии! – Ясно, – кротко, но безо всякого восторга ответил священник (и бывший политзек, имевший довольно ясное представление о героической истории учреждения). – Так вы это! Мы прошлый раз говорили, чтобы колонию нашу освятить! Вы как, придете? – Да, конечно… Раз вы просите, то что же… Дело благое. Богоугодное. – Значит, договорились! – Да. Сергей Петрович! У меня к вам просьба есть одна. – Говорите. – Хотелось бы с Раскиным встретиться… – С Раскиным? А вам-то он зачем? Он же еврей! – хихикнул полковник. – Ну как… – растерялся Тарутин. – Ладно, ладно! Понятно все. Поспособствуем. Но только это… – Да-да! – Это если он захочет. Он у нас тут на особом счету. Тут все добровольно. Так что если откажется – то откажется. Тогда ничем помочь не сможем. Однако Раскин не отказался, и в тот день, когда было намечено «мероприятие» и отец Георгий явился в колонию, чтобы освятить здание администрации, их свидание и состоялось – за полтора часа до «мероприятия» и освящения. Тарутин ожидал увидеть нечто вроде нувориша – бандюка из 90-х, разве, может, несколько более лощеного и к тому же озлобленного на весь мир. Однако когда он зашел в комнату для свиданий, навстречу ему поднялся худой и подтянутый человек в зековской черной робе, ничего общего с архетипическим образом «крутого» не имеющий. Тонкие черты лица, большие глаза, седина, тронувшая уже его волосы и мягкая добрая улыбка – если бы его одеть в джинсы и свитер, получился бы классический интеллигент из ленинградских коммунальных кухонь конца 1980-х годов. И держался он в похожей манере, но, однако, и жесты, и слова его были более изящными и мягкими, чем у большинства таких продвинутых ленинградцев. – Здравствуйте, отец Георгий! – первым поздоровался он. – Я очень рад, что вы пришли. Тарутин был несколько удивлен таким началом. – Здравствуйте, Виктор Иосифович, – чуть смущенно ответил он. – Вот, решил вас навестить… Раз вы не против… – Я очень рад! – снова повторил Раскин. – Вы понимаете, в моем положении общение всегда важно. Но со священником, с духовным лицом – особенно. И заметив, что Тарутин чувствует себя неловко, и тут же вычислив, что его смущает, он добавил: – К сожалению, я человек не слишком церковный. Но себя считаю христианином. И православным. – Слава Богу! – ответил отец Георгий. – Понимаю, вам очень тяжело пришлось. Вам выпали очень тяжелые испытания. Но Господь никогда не посылает их напрасно… – Да, именно так! – ответил Раскин. – Потому-то я и хотел с вами встретиться, что священник очень хорошо должен понимать суть моего нынешнего положения. – Ну, я не только как священник… Я ведь сидел в свое время. – Вот как? – удивился Раскин. – Простите за вопрос… Отец Георгий чуть улыбнулся: – В начале семидесятых. На политзонах в Мордовии четыре года. И потом еще два года административной ссылки в Пермском крае. – Так вы были политзаключенным? – Выходит, что так… – Удивительно! Да, действительно, не без Божиего промысла мы встретились! Раскин попросил отца Георгия рассказать немного о себе и, главным образом, о том, как он попал на политзоны. Что тот и сделал. А потом уже сам Виктор Иосифович поведал ему вкратце свою историю: как замышляли «идти в политику», как их сначала предостерегали, потом запугивали, как прозвучали последние предупредительные сигналы и как они попали под каток… – Вы священник, я и хочу быть с вами искренним, – в заключение их беседы сказал Раскин. – Как на исповеди – хотя, конечно, это не исповедь в точном смысле слова. Я не буду вам говорить о том, что все, что мы делали, было абсолютно законно и правильно. Не все, разумеется. Да и не было в начале девяностых годов никаких законов, которые бы определяли в нашем деле, что законно, что нет. Жизнь слишком быстро шла вперед, мы все делали буквально на ходу. В том числе и юридические нормы, и прецеденты. Но ничего такого, чего не делали бы наши конкуренты, чего не делало бы наше государство, мы не совершали. Я вам рассказал, как мы заботились о наших рабочих, о персонале. Скажу откровенно, я этим горжусь – такого, как у нас, ни у кого не было. И если бы не наши планы на участие в выборах, если бы не позиция… Позиция понятно каких лиц… То меня бы здесь не было. Я грешный человек, и я это признаю… – Все мы грешны… – вставил отец Георгий. – Но здесь я нахожусь не из-за того, что мы кого-то ограбили или обманули. А совсем по иным причинам. И в этом смысле – в этом смысле – совесть моя чиста. – Что же, это самое главное… – чуть помолчав, сказал отец Георгий. – А с Божией помощью, годы вашего срока пройдут, и вы освободитесь. Нельзя сказать, что они пролетят, но пройдут… С Божией помощью, вы справитесь… – Отец Георгий! Время нашего свидания заканчивается. Я вижу, что вы очень… благородный человек. И вы не станете просить у меня сейчас о чем-либо… Но если я могу вам быть чем-то полезным – обращайтесь! Я скажу своему адвокату, и он с вами свяжется. |