Онлайн книга «Девушка из Бруклина»
– Да, все правильно, но не пуля было главной причиной. К тому времени Карадек был уже тенью себя прежнего. А он был исключительным следователем, но с ним стали случаться срывы, и он лечился в «Курба». – «Курба»? Что такое «Курба»? – Оздоровительный центр в Индр-э-Луар, неподалеку от Тура. Больница специализируется на лечении депрессий у полицейских, в частности, тех, кто страдает алкоголизмом и наркоманией. – Откуда вы это знаете, Малика? – От отца. Он был начальником отдела по борьбе с наркотиками. История Марка известна в полиции. – С чего вдруг? Думаю, полицейских с депрессиями в полиции более чем достаточно. – Да, здесь дело не в этом. Вы знаете, что Марк потерял жену? – Да, знаю. Мне не нравился оборот, который принял наш разговор, не нравилось, что я выведываю что-то о Марке, но любопытство возобладало над дружеским уважением. – Вы знаете, что она покончила с собой? – Он несколько раз упоминал при мне об этом. – А вы не пытались расспросить его, как это случилось? – Нет. Я не люблю задавать вопросы, которых сам хотел бы избежать. – Значит, вы ничего не знаете о его дочери? Я вернулся в гостиную, взял пиджак и бумажник, который лежал на столике. – Я знаю, что у Марка есть дочь. Но, насколько я понял, видятся они не часто. Кажется, она учится за границей. – За границей? Вы шутите? Луизу убили десять лет назад. – О ком вы говорите? – Луиза, дочь Марка, была похищена, а потом убита сексуальным маньяком, который бесчинствовал в двухтысячном году. Остановка во времени. Я застыл перед окном, закрыл глаза и стал массировать веки. Озарение. Имя. Луиза Готье. Первая жертва Киффера, девочка четырнадцати лет, похищена в декабре 2004 года во время каникул, которые проводила у дедушки и бабушки в Сен-Брие, департамент Кот-д’Армор. – Вы хотите сказать, что Луиза Готье была дочерью Марка Карадека? – Так мне сказал отец. Я разозлился на себя. С самого начала правда лежала у меня под носом. Но у меня не было возможности рассмотреть ее и понять. – Погодите, а почему девочка не носила его фамилию? У Малики, дочери полицейского, на все был готов ответ. – В то время Марк вел расследования «по горячим следам». В среде полицейских не редкость скрывать своих детей под другой фамилией, чтобы избежать шантажа или похищения. Малика была права, так оно и было. Мне стало нехорошо, мозги съехали от того, что я только что узнал. Последний вопрос горел у меня на губах, и тут я заметил записку, лежащую на столике у двери. Несколько слов, нацарапанных на листочке с логотипом отеля. Раф, Мы с Тео идем кататься на Карусели Джейн в Бруклине. Марк Страх внезапно перехватил мне горло. Я ринулся вон из номера и, скатываясь вниз по лестнице, спрашивал Малику: – А теперь вы мне скажете, почему позвонили мне? – Чтобы предостеречь вас. Клотильда Блондель хорошо помнит, кто напал на нее; она описала этого человека следователю, который опрашивал ее, и мне тоже. Малика замолчала, потом озвучила то, о чем я уже успел догадаться. – Фоторобот – точь-в-точь Марк Карадек. Марк
Бруклин Погода переменилась. Похолодало, небо нахмурилось, задул ветер. На набережной прохожие поднимали воротники, ежились, потирали руки. На лотках разносчиков вместо мороженого появились горячий кофе и хот-доги. Вода Ист-Ривер тоже переменила цвет, стала зелено-серой. Волны, бурча, набухали, катились и разбивались у берега, обдавая прохожих брызгами. На фоне жемчужно-серой пелены облаков вырисовывалась угловатая линия небоскребов Южного Манхэттена – здания-братья, разной высоты и разных эпох. Победительная стрела Всемирного торгового центра [37], головокружительная башня Нью-Йорк-бай-Гери, одетая серебристым металлом, с классическим фасадом и острой крышей, сродни дворцу правосудия. А по другую сторону моста коммунальное жилье из темного кирпича – квартал Ту-Бриджес. Клэр бросила велосипед на лужайке. Возле насыпи высился величественный стеклянный купол – великолепно отреставрированная карусель 1920-х годов. Похоже было, будто она плавает в воде. Старинные деревянные лошадки и строй небоскребов, видневшихся сквозь стекло, производили волнующее впечатление. Завораживали. Клэр грызла тревога. Прищурившись, она всматривалась в каждую лошадку, в каждую гондолу воздушного шара, в каждый самолет с пропеллером, вертевшиеся под разудалую музыку шарманки. – Тео! Ку-ку! – закричала Клэр, наконец увидев сына Рафаэля. Мальчик сидел рядом с Марком Карадеком в старинном дилижансе. Клэр достала из кармана два доллара, заплатила за билет, дождалась, пока круг остановится, и присоединилась к парочке. Малыш был на седьмом небе; он сиял, сжимая в пухлых ручонках огромную булку, купленную ему Марком. Его круглая рожица и круглый воротничок были перемазаны шоколадом, что, похоже, его очень смешило. – И-зюмы, и-зюмы, – повторял он, показывая на булку и радуясь новому слову. Одним словом, Тео был в наилучшей форме, чего нельзя было сказать о Марке. Он выглядел изможденным. Глубокие морщины перерезали лоб, легли вокруг глаз. Клочковатая борода закрыла щеки. Взгляд был тусклым, светлые глаза смотрели, не видя, словно Марк пребывал в совершенно иных мирах. Карусель снова закружилась, а в небе заворчал гром. Клэр пристроилась на скамейке в дилижансе напротив Карадека. – Вы ведь отец Луизы Готье, да? Полицейский молчал, но прекрасно знал, что время игры в прятки миновало. Настал миг объяснения, которого он ждал десять лет. Марк посмотрел Клэр в глаза и начал рассказывать. – Когда Киффер похитил Луизу, ей было четырнадцать с половиной. Четырнадцать лет – сложный возраст у девочек. Луиза стала до того капризной, до того невыносимой, что мы с женой решили отправить ее на Новый год в Бретань к моим старикам. Карадек замолчал и завязал Тео шарф. – Мне больно об этом говорить, – сказал он со вздохом, – но наша девочка перестала быть нашей. Дружки, подружки, тусня и всякие глупости – больше ничего ее не занимало. А я просто бесился, видя это. Скажу тебе начистоту, последний наш разговор кончился ссорой, она мне надерзила, а я отвесил ей пару оплеух. Марк прикрыл глаза, боль перехватила ему горло, но он все-таки продолжал: |