Книга Арабская кровь, страница 51 – Таня Валько

– В Таджуре!

– Это мы знаем, сами там были.

– Сук Джума! Бен Ашур! Зеленая площадь! Гурджи, у стадиона! – выкрикивают раненые, доставленные в частную больницу.

– Везде стреляли? – удивляется Рашид.

– Да, почти. Только на площади орудовали прикладами и бейсбольными битами, – отвечает двадцатилетний парень с окровавленной головой.

– Сколько же это жертв?! – Муаид заламывает руки. – Хулуд! – кричит он администраторше, которую едва видно из-за окружающих ее людей. – Возьми на смену весь персонал, водителей и санитаров тоже! В особенности! У нас четыре машины «скорой помощи», немедленно должны отправляться. Черт, их везти некому. Шофер только один…

– Я поеду, – предлагает Рашид.

– О’кей. Спасибо, я должен остаться и координировать действия.

– Я водитель по профессии, Абдула Мунир. – К Муаиду подходит пожилой мужчина и подает ему руку.

– Оставлю вам паспорт, битаку ^[59], ключи от моей машины, перстень и моего раненого сына в залог. Хочу помочь. Чтоб сдохли эти негодяи! – выкрикивает он, потрясая кулаком. – Залижем раны и снова станем в шеренги! Уже после Каддафи!

– Господа, тише, тише! – успокаивают его другие.

– Отправляйтесь, – подгоняет мужчину Муаид. – Но скажите мне, кто-нибудь знает, что творится в других больницах?! Почему столько народу валит ко мне? Столько пострадавших!

Он вытаращивает глаза, и волосы у него на голове становятся дыбом.

– В государственных клиниках раненых ввозят в одни двери, а служба безопасности вывозит их в другие. Чик – и уже нет противников, растворяются в тумане. Даже трупы собирают. – Согнувшись, женщина хватается за седеющие волосы.

Муаид вбегает в приемную, где волнуется огромная толпа, проходит по коридору и видит еще больше народу. Люди кричат, плачут, взволнованно рассказывают о событиях страшного дня, разговаривают по мобильным телефонам. Шумно, как в улье.

– Если военные или служба безопасности ввалятся сюда, будет невероятное побоище, – говорит он руководителю администрации. – Мы должны навести порядок.

Марыся и еще одна неизвестная, вызвавшаяся помочь женщина остаются, чтобы оказывать содействие в приемном отделении. Все хотят помочь, трагедия сплотила народ. Двое крепко сложенных санитаров, Муаид и водитель собираются выпроваживать семьи пострадавших и фанатов, ищущих сенсаций. Вначале мягко убеждают, потом теряют терпение, повышают голос и, наконец, начинают действовать кулаками и локтями.

– Идите отсюда, люди! Накликаете беду не только на себя, но и на ваших родственников, находящихся в этой больнице.

Молодой хозяин взбирается на стул, чтобы его было лучше слышно и видно.

– В приемном отделении каждый из вас запишет имена больных, точный адрес и номера телефонов, домашний и мобильный. Мы позвоним, как только что-нибудь станет известно. Легкораненых после осмотра тут же выпишут. Не занимайте места других! В Триполи не слишком много частных клиник, которые могли бы и хотели, – на этом слове он делает акцент, – помогать протестующим. В эту минуту я рискую своей свободой, а может, даже жизнью! – повышает Муаид голос. – Ради Бога! Разойдитесь!

– Wallahi, он говорит правду, не будем мешать.

Опустив головы, люди наконец подчиняются и, грустные, медленно покидают клинику.

– Если кто-нибудь из вас врач, медбрат или медсестра и вы хотели бы нам помочь, мы будем рады! – кричит Муаид в сторону тающей толпы и, прощаясь, машет рукой.

Пара человек возвращается. В этот момент на полной скорости подъезжает экипаж «скорой помощи». За рулем сидит Рашид. Дверь машины с одной стороны продырявлена пулями, спереди у автомобиля содрана краска и есть вмятины.

– Носилки, бегом! – кричит парень, подбегает к задней двери, открывает ее настежь – и пораженные доктора видят восемь или девять стонущих, плачущих, трясущихся раненых.

– Хуже всего на Сук Джума. Там они не церемонились, сучьи дети! – Рашид, нервничая, не может совладать с собой. – Берите их, подскочу снова, потому что через минуту некого будет спасать. Зачищают площадь и заметают следы.

– Как, собственно, всегда.

Муаид помогает переносить пострадавших и одновременно руководит движением. Все время подъезжают частные автомобили, привозя жертв бойни, устроенной правительством.

– Мириам! – кричит он двоюродной сестре. – Оставь эту бюрократию, администраторы должны сами справиться. Займись лучше ранеными.

– А я справлюсь? – Молодая женщина от страха даже бледнеет.

– Я тебе доверяю. У тебя есть сильное желание помочь, значит, должно получиться. Кроме того, ты неглупая… – Он обрывает себя на полуслове, потому что его просят решить очередную проблему.

Через пару часов пребывания в процедурной Марыся забывает, как ее зовут, забывает о грозящей опасности и страхе за мать. Она в шоке и еле волочит ноги. У нее кружится голова, а от запаха антисептиков слегка подташнивает. Она никогда в жизни не видела столько крови, боли, мучений и трупов.

– Asma, asma! ^[60] – слышит она настойчивые призывы, когда на секунду присаживается на стул в коридоре. – Asma, binti!

– Ajła? – Она в изнеможении подходит к кровати на колесиках и видит на ней исхудавшую, но счастливо улыбающуюся женщину, которая в Таджуре была ранена пулей, может быть, предназначенной самой Марысе.

– У меня красивая доченька, – хвастается та, отодвигая края пеленки, накрывающей новорожденную.

– Mabruk, dżamila dżiddan! ^[61] – говорит Марыся и сплевывает через левое плечо, чтобы не сглазить ребенка. – А это для дочери от меня подарок.

Марыся снимает с шеи цепочку с рукой Фатимы, оберегающую правоверных мусульман, которую носит с детства, и кладет ее на ладонь бедной женщины.

– Еще увидимся, ты должна нас проведать. – Молодая мама полна благодарности. – Ты и твоя семья спасли мне и моему ребенку жизнь. Аллах награждает такие хорошие поступки. Пусть он тебя ведет, красивая овечка.

Она осторожно дотрагивается до светлых волос спасительницы.

– Как тебя зовут?

– Мириам, – растроганно шепчет Марыся.

– Я дам это имя моей дочурке.

Медсестра после короткого перерыва на болтовню возвращается и отвозит женщину в родовое отделение.

– Как дела? Справляешься? – спрашивает неожиданно появившийся Муаид.

С утра бодрый и подвижный, сейчас он выглядит как тень.