Онлайн книга «Хаос на пороге»
|
Раньше про рейвовые вечеринки знали только местные. Со временем про них разнюхали ополченцы и трубопроводные крысы. Те еще подонки. Я читал Фолкнера и знаю, что вы себе думаете: что мир не делится на безгрешных святых и отъявленных злодеев. Но спросите себя, какими мерзавцами надо быть, чтоб оккупировать четырнадцатую колонию и запереть ее жителей в эпицентре ядерного взрыва, прикрываясь «наведением порядка в целях срочной добычи нефти»? Давайте-ка я кое-что объясню. В этом году у меня начался курс физики, так что я в теме. Диаметр Апории – полтора километра, а плотность выше, чем у железа. Наши ядерные кочерыжки ее стукнут, но она все равно впиляется в Землю. Разве что, если распадется на куски, то столкновение будет носить демократичный характер: достанется и президентскому бункеру в Омахе, и трущобам в Рио, и Синоканадским арсеналам под ледниками. Что скажете? Такой расчет, да? Или мировые лидеры во главе с президентом Брикерсоном гонят, и никаких ядерных вундервафлей нет? Думаете, правительства и корпорации сговорились и строят себе бункеры, к которым и ведет трубопровод? Чтобы оставшимся в живых счастливчикам было чем греться после большого бума? Ну спасибо, мистер Президент. И тебе спасибо, читатель. Стой. Я передумал. Пошел ты, дорогой читатель. Серьезно. Пошел ты. В общем, да, про ополченцев и крыс. Какими козлами надо быть, чтобы высасывать нефть из вен полудохлой цивилизации за кусок золотишка? Вваливаться на школьную дискотеку и тискать несовершеннолетних девчонок по углам (и пацанов вроде меня, если догонят)? Сколько тюрем расформировали, чтобы набрать новых людей на трубопровод? Сколько пригнали насильников и педофилов? Нет, я не шучу. Кого еще они могли набрать? Так что да, я читал Фолкнера. А этот ваш Фолкнер жил в Пигменте за три дня до гибели человечества? Я бредил зомби-апокалипсисом. Видел себя эдаким героем среди восставших из праха. Фениксом нового миропорядка. Но реальность – мрак полнейший. Я стопудово помру. Кстати, я так и не решил – трусость в том, чтобы принять свою судьбу, или чтобы идти против нее. Пересыпанная блестками Джули скалилась, подпирая мой шкафчик. То еще зрелище. Чему она радуется? – Вчера. Когда ты ушел. Было вот что, – тянет она, оттопыривая средний палец, второй и первый. Губы беззвучно проговаривают: – «Один, два, три». – Чего-чего? – спрашиваю, но мне уже понятно. Боже, ну и оторва! – Трое. И один с дробовиком. Сунул мне его прям туда! – Список твоих заветных желаний стал на одну строчку короче? – Прямо на танцполе. Все хлопали. Что за озабоченный взгляд, Кроуфорд? Он разрядился холостыми… – Выстрелил холостыми. – Граммар-наци! – кривится она и, понизив голос, добавляет: – Кажется, там был Колби. Тоже хлопал. – Он тебя не достоин. – Да ты ревнуешь? – Джули прижалась ко мне бедрами. – Не надо, – говорю, но она прильнула еще сильней. Бесится, наверное. Дать засунуть себе дробовик в одно место, когда ты упорота в хлам, – одно дело, и совсем другое – наутро, когда внутренности сводит. А впрочем, какой смысл? Через три дня нам на голову свалится астероид, что толку разводить сопли из-за изнасилования тупым предметом? Кажется, я тоже зверею. Потому что оставил ее одну с этими сволочами. Потому что она – дура. Потому что четырнадцатая колония прогнулась – и не пикнула. Потому что все вокруг козлы. Особенно те, на том конце провода, – потому что не говорят, где они, как их найти, и доехала ли сестренка. Между прочим, они забыли взять её плюшевого зайца. – Педик, – ухмыляется Джули. Жертва радиации. Это все из-за дробовика. И астероида. И ее мамаши в розовых очках. И сестры, которая считает, что Апория – муляж в небе. Но вообще это все из-за меня. Потому что я люблю Джули, но не так, как ей бы хотелось. – Не обижай меня, – говорю. – Ты мой единственный друг. – А я не обижаю. Я правду говорю! Педик брошенный! А твои разжились билетиками и положили на тебя с прибором. – Джули орет так, что проступили и запульсировали вены на шее. – А ты дрянь! И сестра твоя – подстилка! Ты тупая, как… гренка! – кричу в ответ. Что на самом деле неправда: я не знаю никого умней, чем Джули. Никто и ухом не повел. Ни ополченцы, ни наш бывший физрук, ни Колби Мад, – он заигрывал с Джули, чтобы позлить другую, но Джули не просекла: она бросается на мужиков, как на острые колья. – Они не подонки, понял? Меня позвали замуж! – Ее ручка вздернулась вверх: на пальце блестнуло скромное золотое колечко. С трупа сняли, не иначе. Стянули с пальца какой-нибудь достойно прожившей жизнь старушки, покончившей с собой в объятиях мужа, с которым она прожила пятьдесят лет в любви и согласии. – Боже, Джули! Трещит звонок. Коридоры опустели, как коробка из-под конфет. Охранники в камуфляже заколотили прикладами автоматов о стену. Как голодные орангутанги. – Это подарок от мужчины, – не унимается Джули, и по ней заметно, что она ненавидит и это кольцо, и палец, на который это кольцо надето, и саму себя. – Выбрось его, Джули! Выбрось эту гадость! – У меня начинает ехать крыша. Я представляю, как распорол бы Джули живот. Содрал кожу и вырвал глаза. Джули выдавливает пару слезинок. – Ты психуешь, потому что меня любят, а тебя – нет! Стук прикладов не утихает, учитель уже вовсю машет мне рукой – только это не мой классный руководитель, а физрук. Классный наш куда-то пропал. С каждым днем знакомых лиц все меньше. Куда они пропадают – не знает никто. Наверное, так начинается «альцгеймер». – Как тебе не стыдно, Джули, – говорю. А она ржет в ответ. Ухожу. Смех за спиной еще громче, раскатистей. – Сходим вечером в больничку? – кричит она вслед. Ненавижу ее. – Прости, Том Кроуфорд, – орет Джули. – Я сволочь! Гнилая блудливая стерва! Я шел, чеканя каждый шаг, представляя, что весь мир охвачен пламенем. Я астероид. Бездушная глыба. Я уничтожаю все на моем пути. У меня под ногами прокатилось кольцо. Джули, взмахнув рукой, насмешливо отвесила глубокий поклон и послала воздушный поцелуй. – Я твой лучший друг. Тупая, как гренка. Я поднес руку к виску. – Забыл. Простил. Кроме тебя никого нет, чучело ты огородное. Из учителей остался только мистер Нгуен, и он старается, как может. Раздает контрольные задания по физике. Задания написаны от руки – принтеры давно накрылись. Надо вычислить значение работы в джоулях. В классе всего четверо учеников и ни одной ручки. Кручу ручку на телефоне и отправляю сообщение: «Вы где? Как там Кэти? Если у вас только два билета и ее не пускают, я приеду за ней. Привезти ей Крольчонка?» |