Книга Жертвоприношение, страница 34 – Грэхем Мастертон

Все утро я густо намазывал потрескавшиеся оконные рамы едким студенистым растворителем, а затем тщательно отскабливал отслоившиеся, крошащиеся полоски древней краски. Под верхним черным слоем таилось еще как минимум пять, и я ободрал их все. Зеленый, кремовый и экстравагантный розовый – до голого серого металла. Было что-то однозначно терапевтическое в этой рутинной работе, особенно если делаешь ее хорошо. Наносишь растворитель, ждешь, когда краска начнет отходить, затем соскабливаешь. К одиннадцати утра я закончил бо́льшую часть центральной оконной рамы и решил вознаградить себя пивом и бутербродом.

Я спустился к пляжу, чтобы найти Дэнни. Должно быть, он все-таки слышал, что я сказал ему, потому что сидел над заводью в паре ярдов от кафе и колотил палкой двух крабов. Я решил, что надо будет прочесть ему лекцию о жестоком обращении с ракообразными. Войдя в окруженный каменной стеной садик возле кафе, я сел так, чтобы видеть Дэнни. Вскоре появилась Дорис Кембл в фартуке и очках.

– Что вам угодно?

– Пинту светлого и сэндвич с креветками, пожалуйста. О… еще горячий бутерброд с сыром для Синдбада-Морехода. И кока-колу.

Она записала заказ себе в маленький блокнот. Потом, не поднимая глаз, спросила:

– У вас там, в доме, были какие-то проблемы?

– Да, – ответил я. – Вы, наверное, слышали про Гарри Мартина.

– Еще я слышала, что Кейт Белчер сделал с вашей машиной.

Я поморщился.

– Я пытался уговорить Гарри не обыскивать чердак, но он меня не слушал. Он сказал, что Бурый Дженкин забрал его брата, и это дает ему право на поиски.

Было заметно, что Дорис Кембл вздрогнула, она села напротив меня, словно внезапно ей стало тяжело стоять.

– Вы видели Бурого Дженкина?

– Не знаю, возможно, – осторожно ответил я. – Какую-то крысу я определенно видел.

– Очень большую? С человеческим лицом и человеческими руками?

– Дорис, – сказал я, беря ее за руку. – Таких крыс не бывает.

– Бурый Дженкин – это не крыса. Не то, что вы называете крысой.

– А что же тогда? – спросил я. Затем отвернулся от нее и крикнул: – Дэнни! Не задерживайся! Пора кушать!

Дэнни поднялся на ноги – маленькая худенькая фигурка, подсвеченная искрящимся солнечным светом, отражавшимся от песка, заводей, морских волн и неба.

– На вашем месте, – сказала Дорис Кембл (солнечный свет поблескивал и на пылинках, усеивавших линзы ее очков), – на вашем месте я бы забрала мальчика и уехала из этого дома. Пусть те, кто знает, что делать с призраками и всеми этими вещами, берут это на себя. Например, священники. Нужно сжечь этот дом дотла и освятить пепелище. Потому что это нехорошее место. Мне неприятно это говорить, но я поддерживаю Веру Мартин и ее решение разбить вашу машину. Потому что вы не должны были позволять Гарри искать Бурого Дженкина.

Мне стоило невероятных усилий сохранить самообладание. И не назвать ее тупой назойливой старухой. Но я понимал, что будет гораздо больше пользы, если я проявлю терпимость и изображу раскаяние.

– Полагаю, вы правы, – выдавил я из себя, наблюдая, как Дэнни карабкается по камням к набережной. – Нельзя было пускать Гарри в дом.

– Он все время говорил, что Бурый Дженкин забрал его брата, – сказала Дорис, качая головой. – Говорил это так часто, что, в конце концов, Вера запретила ему поднимать эту тему. Угрожала, что уйдет, если он снова заговорит об этом.

– Дорис, – возразил я, – это не моя вина. Его ничто не могло остановить.

– Что ж, – сказала она, – теперь уже слишком поздно. Бедный Гарри мертв, и, как бы мы ни ругались, его не вернешь.

Немного помолчав, я спросил:

– Если всех жителей Бончерча так тревожил Бурый Дженкин, то почему до сих пор никто ничего с этим не сделал?

Дорис Кембл горько улыбнулась:

– Трудно поймать существо, которое не всегда находится в этом мире.

– Не понимаю.

– Что ж, попробую объяснить. Вы можете пойти сейчас на станцию и сесть во вчерашний поезд?

– Конечно, нет.

– А можете пойти сейчас на станцию и сесть в завтрашний поезд?

– Нет.

– Вот поэтому мы и не можем поймать Бурого Дженкина. Он есть в прошлом и будущем и очень редко – в настоящем.

– Дорис, – я был заинтригован, – не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о молодом мистере Биллингсе?

– Что рассказать? – агрессивно спросила она, вытянув сморщенную шею.

– Вы говорили, что ваша мать многое знала про Биллингсов.

– А, ну да, конечно. Она рассказывала, что раньше прибиралась в Фортифут-хаусе. А чего она не знала о Биллингсах, того не стоит знать вообще.

– Она когда-нибудь упоминала Бурого Дженкина?

– Нечасто. Она не любила о нем говорить. Все в Бончерче знали про Бурого Дженкина. Некоторые говорили, что это правда, некоторые – что вздор. Когда кто-то перепьет, здесь говорят: «Напился до Бурого Дженкина». Знаете, вместо «зеленых чертей».

– А вы что думаете?

Дорис сняла очки. Глаза у нее были усталыми и словно затянутыми пленкой, а щеки морщинистыми, как тонкая папиросная бумага.

– Сама я никогда не видела Бурого Дженкина. Но, когда была маленькой, кое-кто из моих друзей говорил, что видел его. Была у меня лучшая подруга, Хелен Оукс. Однажды она исчезла, и никто не знал, куда она делась. Подозрение пало на ее отца, его дважды арестовывали, но так и не смогли ничего доказать. Поэтому в конце концов оправдали. Но это его здорово подкосило. Ему пришлось продать свою лавку и уехать. И я слышала, что вскоре после войны он повесился.

– А что насчет мистера Биллингса? – спросил я.

Она замолчала и в задумчивости покачала головой:

– Нехорошо рассказывать всякие истории про тех, кто давно умер. Особенно из вторых или третьих рук. Совсем нехорошо.

– Может быть, – кивнул я. – Но думаю, если бы мы смогли понять, что происходило в Фортифут-хаусе в прошлом, то сумели бы разобраться, что происходит в нем сейчас.

Дорис Кембл снова надела очки и внимательно посмотрела на меня.

– Моя мать говорила, что молодой мистер Биллингс знал то, чего не должен был знать. Вот и все. Он путешествовал в места, куда не должна была ступать нога человека. Видел вещи, которые не должен был видеть никто. Он заключил какую-то сделку. И эта сделка должна была быть оплачена жизнями невинных детей. Вот почему в детстве я не ходила играть возле Фортифут-хауса, и вот почему не хожу мимо него даже теперь.

– Ваша мать не говорила, что это была за сделка, и с кем он ее заключил? Не давала вам никакой подсказки?

– Лучше я принесу вам сэндвичи, – сказала Дорис Кембл. – Ваш мальчик уже пришел.