Онлайн книга «Жертвоприношение»
|
Кезия приблизила ко мне замотанную в простыню голову и прошептала, окатив меня горячим, зловонным дыханием: – Оторвать тебе нос, дружок? – Оторви ему нос! – взвизгнул Бурый Дженкин. Но в этот момент я услышал крик молодого мистера Биллингса: – Подожди! Кезия, подожди! – Подождать чего? – ответила она. – Дня святого Лаббока? Биллингс пересек залитую тьмой лужайку и остановился рядом. Впрочем, краем глаза я заметил, что он держался на довольно почтительном расстоянии. Возможно, не хотел, чтобы моей кровью ему забрызгало костюм. – Кезия, он еще должен дать тебе сына крови, – сказал Биллингс. В ответ на этот «голос разума» Кезия сжала мое лицо еще сильнее. Я почувствовал, как лопнула нижняя губа, и по подбородку потекла кровь. – Это правда, Кезия. Ты не должна сейчас трогать его. Пока он не сделает то, что предопределено судьбой. – Ты снова лукавишь, – сказала Кезия, хотя в ее голосе я уловил неуверенность. – Подумай, чего ты хочешь, – пожал плечами Биллингс. – Если ты хочешь ускорить Обновление, ты должна отпустить этого парня. – Он забрал Чарити, – напомнила ему Кезия. – К тому же он всего лишь язычник. – Может, он и забрал Чарити, – Биллингс пытался ее успокоить. – Но ведь Дженкин сможет ее вернуть, разве нет? С этим не будет никаких проблем. Ну же, Кезия, он же отец… Он дал тебе двух сыновей. Но двоих будет недостаточно. Бурый Дженкин издал жуткое тихое хихиканье и почесал лапу под рукавом. Я не мог разглядеть в темноте, но хорошо представлял, как из его шерсти сыпется град серых вшей. – Тогда я угощу его десертом потом, – сказала Кезия, хотя и не ослабила хватку на лице. – Правильно, Кезия, десерт потом. – Порви его сейчас! – настойчиво взвизгнул Бурый Дженкин. – Rip off sa tête and tirer ses Leber durch seine Kehle! [68] Из этой тарабарщины я понял, что Бурый Дженкин хочет оторвать мне голову и вытащить печень через горло. Если б я не видел, что он сделал с Деннисом Пикерингом, то подумал бы, что он просто меня пугает. Но его жестокость была безгранична. Это была тварь, порожденная адом, и этим все сказано. Наконец Кезия отпустила мое лицо. Однако осталась рядом, глядя на меня с любопытством, к которому примешивалось презрение и что-то еще. Какая-то мимолетная похоть. В тот момент я не был уверен, что она действительно собирается меня отпустить. Но потом она неуверенно кивнула. Повернулась кругом, на мгновение сверкнув белыми голыми ягодицами, завернулась в простыни и направилась к дому, словно огромный бесформенный призрак. Бурый Дженкин еще какое-то время попрыгал, поскуливая, вокруг нас и потащился за своей хозяйкой, почесываясь и хихикая. – Наверное, я должен вас поблагодарить, – сказал я Биллингсу. – Вам не за что меня благодарить, – заверил он. – Ваша Лиз захочет третьего, и последнего зачатия. А Бурый Дженкин придет за Чарити. На вашем месте я присмотрел бы и за вашим сыном. Врата ада могут открыться в любой момент. Мы вместе направились к террасе и поднялись по ступенькам, тихо постукивая каблуками. – Могу я вас кое о чем спросить? – обратился я к Биллингсу, когда он открывал передо мной дверь. – Ответ не гарантирую. – В коридоре висит ваша фотография. Иногда я вижу, как вы на ней перемещаетесь. А еще я видел там Бурого Дженкина. В доме Бурый Дженкин уже зажег несколько ламп и зажигал все новые, вскакивая на сиденья стульев. Он держал в лапе восковую свечу. Воск капал ему на манжету и стекал на запястье. В комнате стоял отвратительный запах паленого волоса. Бурый Дженкин смерил меня таким плотоядным взглядом, что по спине у меня пробежала ледяная дрожь, будто я весь день просидел на стуле с холодной металлической спинкой. Ему не нужно было ничего говорить, его подернутый пленкой глаз был красноречивее любых слов. Однажды я вырву твою печень, мой друг. Вытащу ее прямо из обрубка твоей шеи, вот увидишь. Не обращая на него внимания, Биллингс повел меня по коридору к лестнице. – Я знаю, о какой фотографии вы говорите. Маленькая шутка Кезии. Она все еще предается детским шалостям, вопреки всему тому, что таится в ее душе. Она может привести в движение любое изображение. Может коснуться пейзажа, изображающего солнечный день на пляже, и превратить его в ночную марину с высокими волнами и воющим ветром. Насколько я понимаю, эти дочеловеческие существа использовали оживление изображений, чтобы общаться друг с другом. Он говорил так, будто речь шла о чем-то вполне обыденном и даже забавном. Но этот человек вызывал тревожное чувство. Он разговаривал со мной как директор ковровой фабрики, проводящий для посетителя экскурсию по предприятию. Тогда как на самом деле это был уставший и измученный путешественник во времени, живущий под одной крышей с полуобнаженной ведьмой, вшивой крысой и четырьмя десятками детей, которые вскоре будут похищены и пущены на мясо. Мы прошли мимо детской спальни. Дверь была приоткрыта. Молли и двое ее друзей наблюдали за нами с явным разочарованием на лицах. – Ложитесь в постель, все трое, – рявкнул Биллингс. Я не мог им ничем помочь. Если молодой мистер Биллингс был прав, Бурый Дженкин убьет еще больше человек, если я дам ему хоть малейший повод. Мысль о том, что этих несчастных тощих детей просто выпотрошат, как кроликов, была мне невыносима. Мы вошли в мою спальню, и Биллингс помог мне взобраться на стул. – Не пытайтесь больше вернуться, – предупредил он. – В следующий раз я не смогу спасти вас от Кезии. У нее какая-то непреодолимая страсть к сдиранию лиц. – Хорошо, – кивнул я. – Но я не могу дать вам никаких гарантий насчет того, что буду делать, когда вернусь в 1992 год. – Приглядывать за Лиз – вот что вам нужно делать. И не забывайте о том, что я сказал вам. Вы можете изменить свою судьбу, если захотите. Вы можете изменить все. Время – это всего лишь коробка с минутами. – Посмотрим, – сказал я. Я поднялся на чердак. И сразу увидел дневной свет на чердачной лестнице и услышал отдаленный крик Дэнни: «Папа? Папа? Где ты? Папа!» Биллингс смотрел на меня с легкой улыбкой без тени юмора. Теперь нас разделяло больше ста лет, а также целые миры. Он поднял руку в прощальном жесте. – Скажите, – произнес я, уже закрывая дверцу лаза, – ради чего вы продали свою душу? Он продолжал молча смотреть на меня. Казалось, он не собирается отвечать. А потом он спросил: – А ради чего вы продали бы свою? – Не знаю. Ради вечной молодости, может быть. Или ради десяти миллионов фунтов стерлингов. Если честно, я не отказался бы от хорошего завтрака. |