Книга Жертвоприношение, страница 80 – Грэхем Мастертон

– Он потерял ключи. Сказал, что пойдет домой и возьмет запасные. И больше я его не видел.

– Странно, – сказал Миллер. – Ему же нужна машина для поездок.

– Может, он одолжил машину у жены.

– Машина его жены на ремонте. На прошлой неделе попала в аварию на парковке в Вентноре.

– Кто-то пострадал?

Миллер покачал головой.

– Миссис Пикеринг сама едва не пострадала. Переехала чью-то тележку с покупками и раздавила недельные запасы продовольствия.

Когда мы выезжали из ворот Фортифут-хауса, я обернулся. Лиз и Дэнни стояли на крыльце, прищурившись от яркого солнечного света, и махали мне.

Махал и кто-то еще. Мне показалось, что в слуховом окне крыши я видел Чарити с выражением страха и отчаяния на лице. И махала она так, словно не прощалась, а молила о помощи.

– Остановите машину! – закричал я.

– Что случилось? – спросил Миллер, выезжая на дорогу.

– Остановите машину! Пожалуйста! Теперь сдайте немного назад, вот так, чтобы я мог еще раз взглянуть на Фортифут-хаус.

Миллер нетерпеливо подчинился. Я посмотрел на окно, где только что была Чарити, но теперь ее и след простыл. Оно было пустым и черным, как шляпа молодого мистера Биллингса.

– Ладно, – сказал я спустя минуту, так и не дождавшись появления Чарити. – Пожалуй, вы правы. Наверное, я позволяю дому завладеть собой.

– Это неудивительно, – ответил Миллер.

Я заметил у него на безымянном пальце большой перстень с печаткой. Голова римского императора Августа. Я знал про Августа лишь то, что он развелся со своей первой женой Скрибонией, чтобы жениться на другой красавице по имени Ливия. «Ничего не меняется в этом мире», – подумал я.

– Какой голос был у миссис Пикеринг, когда она позвонила вам? – спросил я.

– По-моему, нормальный, – сказал Миллер. – Если честно, я не обратил внимания.

– Она не сказала вам, чем ее муж занимался всю ночь?

Перед выездом на главную дорогу Миллер сбавил скорость.

– Когда муж не ночует дома – особенно если это викарий – мы обычно не задаем неудобных вопросов. Это не наша работа.

Влившись в поток автомобилей, он сказал:

– Вы понимаете, что мы можем выставить себя полными кретинами?

– Я так не думаю, – ответил я. – Я долго пытался убедить себя, что у меня галлюцинации и что Деннис Пикеринг не похож на Бурого Дженкина. Но сходство, несомненно, было. Оно появилось всего на долю секунды: зубы, волосы, да и все остальное. Я не мог ошибиться.

Миллер ударил по тормозам и свернул к обочине дороги. Ехавший следом грузовик яростно засигналил, но Миллер опустил стекло и заорал во весь голос:

– Пошел на хрен! – Затем повернулся ко мне: – Вы действительно верите, что это был не преподобный Деннис Пикеринг?

Я кивнул. Во рту у меня внезапно пересохло. А что, если Миллер и не собирался быть со мной заодно, как я ожидал?

– Я же говорю, это длилось всего долю секунды. Если б я моргнул, то даже не заметил бы.

– Что, если он откроет дверь и окажется совершенно нормальным человеком?

– Тогда не знаю. Мы должны просто удостовериться, что с миссис Пикеринг все в порядке.

Миллер ненадолго задумался, затем, не говоря ни слова, снова завел двигатель. Он вырулил в поток автомобилей, не включая поворотники, что вызвало очередной оглушительный всплеск сигналов и сердитых криков.

Мы доехали до дома викария, и Миллер свернул на подъездную дорожку. Ни одной припаркованной машины, только к крыльцу прислонен старенький черный велосипед. А на его сиденье, словно мягкая меховая подушка, лежал кот Пикерингов, наблюдая за нами хитрым взглядом. Мы подошли к двери и позвонили. Ответа не последовало, я позвонил еще раз. Я слышал, как звонок эхом отозвался в коридоре.

– Наверное, она ушла в магазин, – предположил Миллер, пока мы нетерпеливо шоркали ногами о потертые плитки в бело-красную клетку. – А сам преподобный Пикеринг может быть где угодно. Он ходит по больницам – навещает стариков и тому подобное.

Я подумал, что если бы я был стариком, то меньше всего хотел бы, чтобы меня навестил Бурый Дженкин. Но тут Миллер наклонился, приподнял латунную дверцу почтового ящика, заглянул в коридор и крикнул:

– Эй! Миссис Пикеринг! Есть кто дома?

Ответа мы не услышали. Миллер продолжал, прищурившись, вглядываться в щель для писем. Затем он внезапно сказал сам себе: «Ба!» – и выпрямился. Сунув руку во внутренний карман куртки, он достал маленький бумажник из черной кожи. Открыл его и извлек отмычку.

– Это не всегда так легко, как показывают по телевизору, – сообщил он мне. – Возможно, нам придется выбивать дверь ногой.

– А в чем дело? – спросил я. – Дома ведь никого нет?

– Пока не знаю, – мрачно ответил он. – Но загляните в щель для писем. Скажите, что вы видите. Смотрите, вон там, слева, возле открытой двери. На полу.

Я попытался сфокусировать зрение. Полированный дощатый пол, казалось, был покрыт каким-то рисунком. А может, кто-то пролил на него темный блестящий лак. Я никак не мог понять, что это. Я выпрямился и пожал плечами. Миллер сказал:

– Вы не знаете, что это? Наверное, вам не приходилось видеть ее в больших количествах. Это кровь.

– О, господи, – тихо произнес я.

– Именно. О, господи. А вам, мой друг, придется кое-что объяснить – учитывая вашу уникальную способность обнаруживать тела недавно умерших людей. Это уже начинает напоминать рассказы про Пуаро. Вот, черт, с этим замком не справился бы сам Гудини.

Но после нескольких осторожных поворотов отмычки раздался приятный щелчок, и входная дверь бесшумно распахнулась. Я сразу же почувствовал характерный странный запах, будто под нос мне сунули перезрелый персик. Сладковатый запах распада. В этом доме находилось что-то мертвое.

– Можете подождать снаружи, если хотите, – предложил Миллер, не оборачиваясь ко мне. – Если дадите слово, что не убежите.

– Нет, я пойду с вами, – сказал я. – Хочу посмотреть, что за чертовщина здесь творится. Мне это необходимо.

Мы осторожно двинулись по коридору, медленно приближаясь к пятну на полу, которое я поначалу принял то ли за тень, то ли за шарф. Теперь уже не было сомнений в том, что это кровь. Широкая темно-красная лужа с идеальной блестящей поверхностью, если не считать осевших пылинок и ползающих по ней мух.

– Кого-то выпотрошили здесь, и очень тщательно, – произнес Миллер бесцветным голосом.

Он прошел в гостиную на цыпочках, как балерина, чтобы не испачкать в крови туфли. Затем остановился и замер, повернувшись ко мне левым профилем. Я видел его подсвеченный солнцем силуэт. Он стоял так тихо и неподвижно, что я начал беспокоиться, не забыл ли он, ради чего мы тут. Или, может, уснул стоя.