Книга Изменницы, страница 69 – Элизабет Фримантл

– Да, – кивнула Юнона, – в конце концов, ты – ближайшая родственница королевы.

– Не надо, – прервала ее я, вдруг вспомнив о своей сестре Джейн.

– Пора идти, иначе за нами пришлют еще кого-нибудь. – Юнона повернулась к брату: – Можешь незаметно выбраться отсюда?

– Идите, – сказал он, быстро целуя меня в губы, и я снова как будто начала летать. – Я буду защищать тебя, Китти, – шепнул он. – Не позволю, чтобы ты попала в беду. – Когда я отстранилась от него, он снова привлек меня к себе и взял за безымянный палец: – Здесь его лучше не показывать. – Он расстегнул тонкую цепочку, висящую у него на шее, продел цепочку в кольцо, надел мне ее на шею и застегнул, а затем помог спрятать под корсажем. Его рука ненадолго задержалась на моей груди, и он посмотрел на меня с таким выражением, от которого мне сразу сделалось жарко.

– Скорее! – заторопилась Юнона, дергая меня за руку. – В добрый путь, Нед. Я напишу тебе на Кэнон-Роу, когда придет время.

Когда мы с Юноной бежали в покои королевы, мною овладело спокойствие, как будто все наконец встало по местам. Я готова была скорее рискнуть всем и выйти за Гертфорда, чем видеть, как он женится на другой. А потом все как-то само собой образуется; возможно, Елизавете нравится демонстрировать свою власть, но она не так кровожадна, как ее сестра, – при ней еще не казнили ни одного человека.

– Не говори своей сестре, – предупредила Юнона.

– Но почему? Мэри я могу доверять.

– Это может навлечь на нее опасность.

– Да, наверное, ты права. – Тайна волновала меня, как будто я держу под платьем мешочек с селитрой и мне необходимо соблюдать особую осторожность и держаться подальше от огня.

Мы тихо вошли в приемный зал, попросили прощения. Мистрис Сент-Лоу поцокала языком, спрашивая, есть ли у меня все, что мне нужно. Я подыграла ей, с благодарностью кивая и улыбаясь; затем приложила руку к низу живота. Заметила, что Фрэнсис Мотес и Лиззи Мэнсфилд в уголке перешептываются, как заговорщицы, и косятся на меня. Улыбнулась им и помахала рукой, прикасаясь пальцами к цепочке на шее – физическому доказательству моей тайны. Фрэнсис, похоже, обмануло мое дружелюбие; она ответила полуулыбкой, однако на лице у нее озадаченное выражение. Интересно, по-прежнему ли она носит под платьем то стихотворение и ждет ли еще одного подарка от человека, который скоро будет моим мужем?

Я села рядом с Мэри; она в одиночестве притулилась у окна и читала книгу. Но королева, которая сидела в самой теплой части зала и слушала, как леди Ноллис читает стихи, вдруг с улыбкой подозвала нас к себе.

Она хлопнула по скамеечке рядом с собой со словами:

– Посидите с нами, девочки. Леди Ноллис читает стихи Уайетта. Мне они особенно нравятся.

Я уселась на скамеечку, а Мэри села на подушку у моих ног. Я заметила, как плотно сжаты челюсти сестры; мы обе не привыкли к такому дружескому обращению со стороны королевы, и я напомнила себе, что необходимо следить за своими словами.

– Ведь мы все здесь кузины, верно? – с необычной теплотой продолжает королева.

– Это правда, – подтвердила леди Ноллис.

– Мои кузины со стороны Болейнов и кузины со стороны Тюдоров, – продолжала Елизавета.

Но я думала: если в слухах есть доля правды, мы все Тюдоры, ведь кое-кто считает, что мать леди Ноллис, Мария Болейн, была любовницей Генриха Восьмого, перед тем как он переметнулся к ее сестре Анне, и что леди Ноллис – на самом деле его родная дочь. Я бы ничего не заподозрила, если бы не знала, но в Елизавете и Леттис отчетливо проглядывают тюдоровские черты.

– Позовите Леттис! – воскликнула королева. – Мы хотим посидеть в окружении близких родственников!

Леди Ноллис нашла взглядом дочь, и Леттис отошла от группы женщин, которые вышивали в углу; она присела в реверансе и устроилась рядом с Мэри.

– Ах да, семья, – вздохнула королева. – Нужно будет заказать мистрис Теерлинк ваши портреты… Начнем с вас, Леттис, до того, как вы выйдете за Деверо.

– Ты выходишь замуж? – взволнованно спросила я. Если королева дала Леттис разрешение выйти замуж, это знак, что ее нелюбовь к бракам своих фрейлин сходит на нет. Значит, и для меня появилась надежда.

– Недавно я узнала еще об одном заговоре, – продолжила королева. – Выяснилось, что на наш престол метит и Хантингдон! Похоже, он думает, что капли крови Плантагенетов будет достаточно. Всегда находятся желающие занять мое место. Поэтому нам, родственницам, необходимо сплотить ряды! – Она повернулась к леди Ноллис, спокойная, как тихий омут, как будто не было никаких заговоров, драк, отравленных перчаток и прочих поводов для беспокойства. – Вы не закончили читать стихотворение.

– С начала? – спросила леди Ноллис, поднимая книгу в расшитом бархатном переплете, местами потертом оттого, что книгу часто держали в руках.

– Нет, только конец – он нравится мне больше всего.

Леди Ноллис начала читать звонким, четким голосом:

Все молчали; затем королева сказала:

– Стихи посвящены моей матери. Уайетт был влюблен в нее до того, как она вышла за отца.

– Очень красиво, – заметила я.

– За свою любовь Уайетт попал в Тауэр. Вам это известно? – Ее вопрос был напрямую обращен ко мне; королева не сводила с меня своих темных глаз. Однако она не ждала от меня ответа, потому что тут же продолжила: – В отличие от многих других, он избежал казни. – В ее голосе угадывалась грусть. – Все мы потеряли своих близких.

Интересно, не хочет ли она укрепить связь с Мэри и со мной, вернуть нас к себе, ведь мы, как и она, потеряли близких на плахе. Я позволила себе помечтать. Может быть, нас простят за то, что в наших жилах тоже течет кровь Тюдоров – более того, наша кровь еще может стать для нас счастьем. Еще одна искра надежды затеплилась во мне: может быть, мне позволят выйти замуж. Я снова потрогала цепочку на шее, чтобы напомнить себе о кольце и о теплой руке Гертфорда, которая совсем недавно побывала у меня под платьем.

– Тогда были ужасные времена, – произнесла Мэри, и меня, как всегда, поразило, как она всегда думает то, что чувствуют другие. Она так не похожа на меня; я всегда думаю в первую очередь о себе.

– Да, – согласилась королева. – Но я ничего не помню. В то время я была совсем маленькой. – Вдруг до меня дошло, что она говорит о себе в первом лице единственного числа, а не множественного – несомненно, еще один признак ее потепления к нам.

– И все же, – сказала Мэри, – такие тяжелые потери оставляют рубцы даже на самых маленьких.

– Мэри, сколько тебе сейчас лет? – спросила Елизавета.