
Онлайн книга «Побег аристократа. Постоялец»
Появление незнакомца ее как будто не удивило. Тем не менее она его заметила, смотрела, как он приближался к ней, но без единого жеста, не проронив ни слова. — Что вы сделали? — спросил он. Он не подумал о том, на кого похож в своих расстегнутых брюках, с жидкими волосами, вставшими на макушке хохолком, как всегда по утрам, в незашнурованных, болтающихся на ногах башмаках. Женщина шепнула: — Закройте дверь. Потом: — Он ушел, верно? И после паузы: — Насколько я его знаю, теперь не вернется… Вот же идиотство! Последние слова она выкрикнула с прежним лихорадочным жаром, вскинув руки к небесам, которые винила в мужской глупости. — Жуткое идиотство!.. Она поднялась, опираясь на руки, так что был момент, когда он видел ее стоящей на ковре на четвереньках. На ней было очень короткое платье из черного шелка в обтяжку, открывавшее длиннющие ноги в телесного цвета чулках. Краска на ее губах и тушь на веках немного размазались, и из-за этого она походила на выцветшую куклу. — Что вы здесь делаете? — Я услышал… — пролепетал он. — Я испугался… Понимаете, вы… Она скорчила гримаску, словно ее затошнило. И тихонько, не столько ему, сколько себе самой пробормотала: — Мне необходимо сблевнуть. — Вы чего-то наглотались, не так ли? — Фенобарбитала… Она заметалась по комнате, озабоченно морща лоб, прислушиваясь, что происходит у нее внутри. — Я его постоянно таскала в сумочке, все из-за него, он же никак заснуть не мог… Боже мой! Она стиснула руки, чуть ли не снова ломая их, настигнутая очередным истерическим припадком. — Я никогда не умела блевать, у меня не получается!.. Да может, так и лучше… Небось, когда он узнает, что я и вправду… Ей было страшно. Паника овладевала ею прямо на глазах. Наконец ее обезумевший взгляд остановился на непрошеном визитере, и она взмолилась: — Как мне быть? Скажите, что надо сделать? — Я вызову врача… — Только не это! Вы же не знаете… Это было бы самое худшее… Его тогда сразу арестуют, он еще подумает, что я нарочно… Она больше не могла оставаться на одном месте, без конца металась взад-вперед по тесному пространству комнаты. — Что вы чувствуете? — Не знаю… Мне страшно… Если бы я смогла выблевать… Он и сам понятия не имел, что делать. Мысль оставить ее одну и бежать в аптеку за рвотным не пришла ему в голову или, вернее, это казалось ему слишком сложным. — Сколько таблеток вы приняли? Она вспылила, разозленная то ли его беспомощностью, то ли, может быть, просто видом этой смешной фигуры: — Разве я знаю сколько?! Все, что оставалось в пузырьке… Шесть… или семь… Мне холодно… Она накинула на плечи пальто, посмотрела на дверь — ее явно тянуло помчаться куда-то на поиски помощи. — Как подумаю, что он меня бросил… — Послушайте… Я хочу попытаться… Однажды мне удалось, когда моя дочка проглотила… Они оба были одинаково растерянны и неуклюжи, а тут еще постояльцы с четвертого этажа, наверняка полагая, что их суета — не что иное, как продолжение все той же сцены, барабанили в потолок, требуя тишины. — Ну же, откройте рот. Я попробую… — Вы делаете мне больно! — Ничего… Потерпите… Он искал, чем бы пощекотать ей в горле, и в своей наивности чуть не сунулся туда с собственным носовым платком. Она держала в кулаке свой, очень маленький, скомканный, как жесткий шарик. Он расправил его, свернул в трубочку. — Ах!.. Вы меня душите… Ах! Ему пришлось твердой рукой придержать ее голову, и он слегка удивился тому, какой у нее выпуклый череп. — Расслабьтесь, не напрягайтесь так… Моя дочь тоже напрягалась… Ага!.. Еще секунду… Чувствуете? Спазмы сотрясали ей грудь, внезапно ее вырвало, причем она не остереглась, и часть блевотины обрызгала этого мужчину, которого она знать не знала. На глаза навернулись слезы, мешая видеть. Женщину рвало чем-то красноватым, а он удерживал ее за плечи, подбадривая, будто утешал ребенка: — Вот!.. Вот!.. Увидите, теперь вам станет легче… Еще… Не удерживайтесь… Наоборот, дайте себе волю. Она таращилась на него сквозь слезы, будто животное, которому вытащили кость из глотки. — Вы чувствуете, что ваш желудок пуст? Или еще не совсем? Дайте-ка я попробую еще раз… Лучше перестраховаться… Женщина замотала головой. Она вся обмякла. Ему пришлось помочь ей улечься на край кровати, свесив ноги, а она тем временем издавала слабое монотонное поскуливание. — Если вы мне пообещаете не двигаться, вести себя благоразумно, я спущусь в контору… Там должна быть газовая конфорка или еще что-нибудь, на чем можно вскипятить воду. Вам нужно попить чего-нибудь горячего, промыть желудок… Она знаком дала понять, что согласна, но он, прежде чем уйти, заглянул в ванную — проверить, нет ли там еще яда. Она обеспокоенно следила за ним глазами, недоумевая, что он там забыл. Еще больше она насторожилась, когда он стал рыться в ее сумочке, где лежали измятые купюры, губная помада и пудра. Но нет! Вором он не был. Сумочку поставил обратно на ночной столик. — Не двигайтесь… Я сейчас вернусь. Пробираясь по лестнице, он старался производить как можно меньше шума. Его губы кривила горькая усмешка. С ним-то никогда никто так не возился! Всю жизнь, как бы далеко он ни силился заглянуть в прошлое, ему вечно приходилось помогать другим. Бывало, он мечтал заболеть, чтобы кто-нибудь склонялся над ним с нежной улыбкой, хоть на миг избавив его от тяжкого бремени бытия. Но это были только пустые грезы. — Извините, что доставляю вам беспокойство. — Он всегда был преувеличенно вежлив, слишком боялся задеть ближнего невзначай. — Моя соседка неважно себя чувствует. Не будете ли вы так любезны вскипятить немного воды? А если бы какой-нибудь отвар… — Пройдите здесь. Стояла ночь. Отель спал. Но он слышал, как в потемках улицы проезжает тяжелая повозка, как возница то и дело щелкает кнутом, чтобы разбудить задремывающую на ходу лошадку. — Вы их знакомый? — спросил служитель отеля, который мигом смекнул, что речь идет о постояльцах из двадцать восьмого. — Нет. — Подождите. Сейчас поищу спички. В захламленной серой каморке, заменявшей кафетерий, имелась кофеварка, но газовая горелка оказалась уж очень мала. Служитель ее зажег с тем невозмутимым, несколько мрачным спокойствием, какое характерно для людей, которые вечно ведут одинокий ночной образ жизни, в то время как другие спят. |