Онлайн книга «Побег аристократа. Постоялец»
|
Первым, кто заявился на кухню, был Эли со своим гигантским стофранковым букетом в одной руке и продолговатым сверточком в другой. — Господин Барон, имею удовольствие пожелать вам счастливых именин… Букет был слишком велик, слишком роскошен для кухни. Господин Барон неуклюже мял его в руках и рассматривал восхищенно. — Это уж чересчур! Чересчур! — бормотал он. И не зная, что делать, что сказать, косился на маленький пакет. Потом смущенно подошел к Эли и расцеловал его в обе щеки, вернее, пощекотал своими шершавыми усами. — Не ожидал… Мадам Барон крикнула в коридор: — Господин Моисей! Господин Домб! Господин Валеско! К столу! Были развернуты уже и носки, и галстук. Теперь господин Барон обнаружил авторучку Эли и пришел в экстаз: — Да это же настоящий «паркер»! Нажеар улыбался. Антуанетта, расстроенная, попыталась убрать другую, еще не распакованную авторучку, но отец заметил ее маневр: — Ты что там прячешь? Он-то был счастлив, еще как! Развернул второй пакет, посмотрел на авторучку за шестьдесят франков и, слегка застеснявшись, пробормотал: — Ну вот, теперь у меня сразу две! Мадам Барон передвигала кастрюли. Домб, щелкнув каблуками в знак приветствия, преподнес булавку для галстука в форме подковы: — Желаю веселого праздника и пользуюсь случаем, чтобы выразить вам свою признательность, которая угаснет лишь с моим последним вздохом! Валеско, явившись в свой черед, подарил хозяину вересковую трубку. Господин Барон, сам не зная почему, не стал их обнимать. Может быть, они просто стояли слишком далеко? Моисей пришел последним и уже с порога, закрывая за собой дверь, сказал: — С именинами, господин Барон! И не извинился, что ничего не принес. У него не было денег. Он зашел, чтобы взять свою коробку. — Только не сегодня! — вознегодовала мадам Барон. — Вы с ума сошли! Он покраснел, смущенный ее напором, и смиренно сел на свое обычное место. А господин Барон, расположившись в плетеном кресле, оглядывал их всех повеселевшими глазами. — Я очень тронут… — начал он. Все умолкли. Только Нажеар, перебив именинника, возвысил голос: — У нас в расчет принимают только дату рождения. В этот день даже слуги приносят подарки… Суп в тот вечер был исключен из меню как слишком будничная еда. Мадам Барон выставила на стол пару жареных цыплят, и ее муж уже привстал, собираясь их разделать. — Позвольте мне! Это опять встрял Нажеар. Антуанетта стала бледнее полотна. И толкнула ногой под столом Моисея, который не отрывал глаз от своей тарелки. Что до мадам Барон, она и присесть не успевала, надо же было готовить угощения. — Вы должны знать обычаи, я к вам обращаюсь, Моисей! У евреев всегда такие сложные церемонии, во всем ритуал… Скажите, мадам Барон, у вас есть свечи? Она резко обернулась: — Зачем это? — Потребуется… Сколько вам исполнилось, господин Барон? — Пятьдесят два года. — Потребуются пятьдесят две свечи. У нас есть обычай… Наступает момент, когда в комнате гасят свет, и тогда… Моисей посмотрел ему в глаза. Эли заколебался, усмехнулся, умолк. Но прошло пять минут, и он уже распинался снова: — Если бы удалось найти все, что нужно, я бы вам приготовил бисквит по-турецки. Моя сестра его делает просто волшебно, но и у меня недурно выходит. — Он с кремом? — полюбопытствовал господин Барон. — С цветами… Это гораздо изысканней. — Не понимаю, как можно есть цветы. — Цветочная эссенция… — У тебя нет аппетита, Антуанетта? Девушка положила в рот кусочек курицы. Для приличия. Домб уперся взглядом в стену. Лоб Моисея прорезала глубокая складка. Один лишь Валеско еще силился улыбаться. — Я бы хотел, чтобы вы однажды посетили Стамбул, ведь тогда вы будете моим гостем. Я покажу вам Турцию… — Знаете, пока не похоже, что у меня появится возможность путешествовать, — вздохнул господин Барон. — Почему же? Если самолетом, весь путь займет не больше суток! Мадам Барон в свой черед попыталась заставить его замолчать, уставилась в упор, сердито размешивая соус. Но он, казалось, не понимал. — Турки самый гостеприимный народ в мире. С той минуты, как вы переступите порог дома, вы становитесь в нем хозяином, каждый старается предупреждать все ваши желания… — Даже если вас никто не приглашал? — простодушно осведомился господин Барон. Он сказал это без малейшей задней мысли. И был удивлен, когда Антуанетта внезапно прямо-таки поперхнулась от хохота. Ей пришлось встать, отвернуться от стола и сплюнуть в салфетку. Но и снова усевшись на свое место, она продолжала смеяться, на глазах выступили слезы, губы смешливо морщились. — Я могу привести вам ряд примеров, — продолжал Эли, нисколько не смущенный. — Скажем, перед войной у моего отца гостил один большой русский барин. Он после революции бежал в Константинополь, как до сей поры некоторые называют нашу столицу. И что же? Он прожил у нас пять лет… Антуанетта не могла больше сдерживаться: было не понять даже, смеется она или плачет. Ее родитель напустил на себя строгий вид и прикрикнул: — Да что такое? Веди себя прилично! Когда господин Эли говорит… Я вас слушаю, господин Эли. — Это такие вещи, каких не понимают на Западе. Моя мать и сестра потеряли почти все свое состояние, но если бы кто-то пришел к ним от меня, сказал бы, что он мой друг… — Антуанетта! — снова возвысил голос господин Барон. — Не будь сегодня мой день рождения, я бы выставил тебя из-за стола и отправил спать. — Вопрос, допущу ли я это! — резко отозвалась его жена. Ее выпад был таким неожиданным, что супруг покраснел и, не понимая, что происходит, от растерянности снова принялся за еду. Господин Домб, как обычно, удалился первым. — Да уж, поляки совсем не то, что турки, — изрек господин Барон. — Вечно кажется, будто они делают вам одолжение, снисходя к вашей компании. Еще мне не по душе, как они пренебрежительно третируют евреев, в том числе своих же соотечественников. В конце концов, ведь господин Моисей такой же поляк, как он! Он посмотрел на Моисея, но тот зубов не разжал. — Где твоя мать? — вдруг забеспокоился господин Барон. Антуанетта отправилась на поиски. Мадам Барон плакала на лестничной клетке. — Оставь меня! Скажи им, что я сию минуту вернусь… |