Онлайн книга «Теория и практика расставаний»
|
Вошел Зобов и дружелюбно произнес: – Ну, куда мы приехали? Ульянова посмотрела на него и возмутилась: почему он украл у нее любимое – «приехали»? – Мы никуда с Петром Васильевичем не уезжали, – шутя, ответила она, защищая свое слово. – И зря. Лучше бы куда-то уехали, – пошутил он, – и мы продвинулись бы в деле. Зобов посмотрел на Шишканова, а тот еле заметно мотнул головой, мол, ничего, ни за что не удалось зацепиться. Зобов так и думал: дама крепкая, только на вид интеллигентка, а так и убить может запросто – почему нет, в революцию такие убивали и взрывали. Вообще, в принципе, считал Зобов, убить может любой человек по сути, это только вопрос обстоятельств, не более. – Вот, Татьяна Михайловна, скажите честно, вы были обижены на Васильева и за что? – Да. Я обижена. Его – нет, а я есть. – Ну, это слова, лирика. А всерьез, мне кажется, что-то такое произошло между вами в последний момент, что-то такое… не знаю, как точно сказать, но вот факты: утром в воскресенье вы выезжаете из поселка Коминтерн, где у Васильева дом. Убийство у нас произошло во сколько? В десять двадцать пять. Вы же должны были куда-то ехать? У вас был план на день, и убитый Васильев тоже имел какие-то планы. Что вы должны были делать? Куда вы ехали с утра в воскресенье? – Я не помню. После того что случилось, какие планы? Были какие-то, наверное, но обычные. Домой, потом в магазин, на работу зайти… – Это было воскресенье – какая работа? – В понедельник. Потом в воскресенье пробки, мы выехали пораньше… – Выехали в девять часов, в начале десятого – не смешите. Вы работаете в турфирме, сейчас еще сезон, вы к каким часам на работу ходите? – У меня свободный график. – Свободный?! – Да. Свободный. Я работаю у своих друзей и помогаю найти им клиентов на индивидуальные туры. – То есть богатых? – Ну, в общем, так, я умею с ними разговаривать, я их понимаю. – И чем, интересно, отличаются богатые от бедных? Мы бы хотели с Петром Васильевичем узнать? – А вы не знаете? Деньгами. – Понятно! Деньгами и больше ничем? А у Васильева как складывался день, что он собирался делать? Куда ехал он? Давайте все восстановим. Утро. Вы встали. Позавтракали? – Позавтракали. – Что ели? – На завтрак? – Да. На завтрак. – Кофе. Он – кофе. Я – чай с молоком. Бутерброды. Ничего особенного. – Вы все это сделали или он? На стол кто накрывал? – Я сделала бутерброды и поставила чайник. – Какой? – Со свистком. «Не врет. Когда мы осматривали его дом, там был чайник со свистком». – Не электрический? Нет? – Нет. Саша не любил электрические чайники, считал, что вода должна прокипеть, а они тут же отключаются. – И он вам говорит… что? Уезжай? Или он вас везет, но куда? Ни у него, ни у вас, как я понимаю, никаких планов не было, а он, тем не менее, вас куда-то везет. У метро высаживает, и его убивают, почти в упор, с близкого расстояния. Куда вы ехали и зачем? Утром в воскресенье – на работе никого нет. Вам на работу не надо – график, вы сказали, свободный, вам и в понедельник рано на работе быть не обязательно. Так куда вы ехали? Может, вам надо было вывезти его из дома и подставить под выстрел? – О чем вы?! Вы знаете, я его любила! – Именно поэтому я и говорю. Что любили. От любви-то до ненависти-то… – Шажок, – неожиданно ехидно вставил Шишканов. «Что они от меня хотят? Да, мы расставались. Мы расставались. Мы расставались! Я его почти ненавидела. Я ненавидела этот договор, он висел надо мной, я ненавидела этот день, семнадцатое сентября для меня было самое плохое число, хуже, чем… не знаю. Я ненавидела себя за то, что год назад согласилась, я такое готова была сказать в субботу! Я не могла молчать, я, может быть, ему и не наговорила, но во мне было столько слов весь сентябрь и раньше, они копились во мне. Я не помню, что я ему сказала, а что нет. Да, мы расставались. Расставались. А ты спрашиваешь почему, Злобов. Что ты хочешь, Злобов, от меня услышать? Я тебе ясно сказала – я его не убивала. Я его не везла под выстрел. Я возьму себя в руки и скажу, что мы поругались, я им так скажу, мы поругались, и все». – Значит, так. Сергей Себастьянович, я его не подставляла под выстрел. Он не президент. («Как это я хорошо сказала!») Он не президент, у него нет охраны, его не надо подставлять, как вы выражаетесь. Да, мы повздорили накануне. Повздорили, как это бывает между любящими людьми. Вы с женой не ссоритесь? Ссоритесь. И мы – тоже. Все! «„Повздорили“. Хорошо. Ты вылезла из-под моей логики, но вот и уже созналась: „повздорили“ – это уже мотив, ну, хорошо, полмотива, четверть, но это уже то, что мы не знали». – Так, вы повздорили! Я подозреваю, что серьезно, раз он вас повез в Москву? Так просто не бывает… – Может, вы хотите меня посадить в тюрьму за то, что я поругалась со своим мужчиной, но я уже там сидела один день. Может, уже хватит? – Так вы поругались или повздорили? – Что я вам должна сказать? Что эти слова – синонимы? В кабинете на соседнем столе зазвонил телефон, Шишканов бросился, чтобы взять трубку, но Зобов опередил – поднял и тут же положил. Через полминуты телефон затрезвонил снова. – Не бери! – приказал Зобов Шишканову. – Пусть проорется. Здесь никого нет – у нас работа. Зобов и Шишканов, словно футболисты в поле – свистка, ждали, пока прекратятся настойчивые гудки. Татьяна получила возможность передохнуть. За время вынужденной паузы она смогла внутренне распрямиться, вспомнить о своих подкрашенных глазах, пару раз хлопнуть веками, как бы «перестелить» весь разговор, собраться, подготовиться к новой атаке вопросов. «Спасибо тебе, звонивший, давай помоги мне еще», – произнесла она про себя. Но аппарат замолчал, и, казалось, навсегда. – Ну, что ж, продолжим, – произнес Зобов, чувствуя, что темп допроса безвозвратно потерян. «Какой идиот звонил?!» Зобов вздохнул поглубже и продолжил: – Татьяна Михайловна, почему вы не хотите рассказать, что между вами и Васильевым произошло в тот день? Почему вы делаете из этого какой-то секрет, что нам приходится сомневаться в ваших показаниях? – Люди часто ссорятся из-за того, что невозможно вспомнить. Что-то я ему не так сказала, не тем тоном, ему показалось обидным… да мало ли из-за чего люди, живущие вместе, ссорятся? Теперь это смешно, не имеет значения. Я хотела, чтоб он поехал со мной на выставку, а он решил оставаться дома. |