Онлайн книга «Хозяин урмана (сборник)»
|
Центральный холл встретил меня приятной прохладой и легким запахом свежевымытой листвы, исходившим от густых зарослей пальм и рододендронов, занимавших часть помещения. Оглядевшись, я направился к стойке с табличкой «Администратор». — Добрый день, — улыбнулся кареглазой, миловидной женщине за стойкой. — Я — Дмитрий Котов. Для меня должен быть заказан пропуск в архив… — Добрый день, — кивнула она в ответ, едва взглянув на меня. — Паспорт — будьте добры… Я хмыкнул (ах, какие строгости!) и протянул документ. Спустя несколько минут я стал обладателем пластиковой магнитной карточки со своей физиономией, именем и фамилией. Все мои попытки вызвать хотя бы подобие улыбки на красивом личике администраторши пропали втуне. — Ваш пропуск действителен в течение недели, — ровным голосом сообщила эта «снежная королева». — Вход в архив в секторе «Д». Это в старом здании. Знаете где?.. — Конечно. Спасибо большое!.. Может, все-таки скажете, как вас зовут? — Я снова доверительно улыбнулся. — Зачем? — Ну… поблагодарить вас за услугу… — Вы уже поблагодарили… Что ж, поговорили. Я хмыкнул, пожал плечами и отправился в архив. * * * Мои поиски оказались настолько интересными, что я не заметил, как прошел день, и опомнился, когда сотрудник архива, пожилой мужчина, тронул меня за плечо. — Господин журналист, архив закрывается. — А… нельзя ли остаться поработать на ночь? Архивариус воззрился на меня подозрительно. — И что же вы такое ищете, господин журналист, что не может подождать до утра? Пришлось сворачиваться. Правда, архивариус уверил, что никто ничего не тронет на столе, который я занял в читальном зале. Я решил прогуляться до дома пешком и обдумать по дороге всё, что сегодня узнал. Оказывается, долгая и мрачная история гонений приверженцев «старой веры» в свое время затронула и такое глухое захолустье, как Томский уезд, что располагался на самой восточной окраине Сибирской губернии. В 1734 году старообрядцы из Ветковской слободы приняли через миропомазание епископа Епифания. Но затем поселение старообрядцев было окружено царскими войсками. Все дома, кельи и церкви были сожжены. Более тысячи иноков и инокинь разослали по многочисленным монастырям новообрядческой церкви под строгий надзор. Там их насильно водили в храмы на церковные службы, увещевали принять «православие», содержали скованными в цепях, посылали на непосильные работы. Всего же в Ветковской слободе было захвачено сорок тысяч человек — мужчин, женщин и детей. В основном их сослали в Забайкальский край, в Восточную Сибирь, за семь тысяч километров от родных мест. Однако небольшую часть расселили в Западной Сибири. В том числе примерно двести семей старообрядцев попали на принудительное поселение в Томский уезд. Местному воеводе полторы тысячи «раскольников» стали как кость в горле. Куда же их девать? В городе оставить нельзя, даже на выселках эти люди все равно останутся постоянным источником беспокойства и раздражения для православных жителей Томска. Недолго думая, воевода призвал к себе старост общины и без обиняков заявил, чтобы они со всем гамузом отправлялись за Обь. Мол, земли пустой там много, леса богатые, речки чистые, а местные остяки — человеки вовсе безобидные. Воевода расстелил на столе карту уезда и одним махом определил конкретные места для будущих поселений. «И чтоб с энтих поставов — никуда! — грозно предупредил он старост. — Сидите там, как мыши под веником. Авось и заслужите от митрополита снисхождение лет этак через десять…» Старосты повздыхали, почесали колтуны на макушках и согласились. А что? Всё лучше, чем смерть лютая где-нибудь на иркутском тракте от холода и голода. И потянулись подводы на запад — через Тому, через Обь — все дальше и дальше в глубь бакчарских урманов. Всего поселений задумано воеводой было пять — три на Иксе-реке и два на Бакчаре. Дабы ссыльные раскольники не разбежались и все время чувствовали его тяжелую руку, воевода назначил ответственным за догляд своего помощника, Ивана Хомятого. Мужик он был, похоже, ушлый — даром что полукровка: мать — остячка, отец — русский, охотник-промысловик. Хомятый стал раз в сезон наведываться в поселения, не упуская возможности поживиться в них всем, что плохо лежит. Старосты поселений многажды жаловались на Хомятого воеводе — да без толку. Несколько лет спустя воевода попался на казнокрадстве и сам загремел в острог — в Иркутский. Его помощника тоже было призвали к ответу, но Хомятый сумел улизнуть, и с той поры о нем никто в Томском городке не слыхивал. Новый начальник — комендант Козлов — принял дела в нелучшем виде и с пустой казной. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, он решил обложить городской податью не только вольнопоселенцев, осевших вокруг Томска, но и вспомнил о беспоповцах, обживших к тому времени Иксинскую пойму. Наверное, это была плохая идея, потому что прежде смирные и неагрессивные «двуперстники» на сей раз взбунтовались. Они разоружили охрану (четырех солдат) сборщика податей, а самого раздели, вымазали дегтем, вываляли в куриных перьях и отправили всю пятерку пешком обратно. Козлов страшно рассердился, а потом, видать, остыл, подумал да и махнул на ссыльных рукой — пусть себе живут как хотят. Но помощников своих дважды в год все равно отправлял с доглядом. Те обходили все поселения еретиков, заставляли старост собирать народ на толковище и пересчитывали по головам, отмечали количество детей и баб на сносях, а также число умерших за последние полгода. В общем, маета была изрядная. Хуже стало, когда по весне в 1745 году очередной доглядчик не досчитался в Верхней Иксе сразу дюжины семей! Пропало больше полусотни ссыльных — шутка ли? Пришлось писать покаянный рапорт в Тобольск, дескать, не углядел, виноват, помогите отыскать беглецов. Из Тобольска прислали казачьего урядника с отрядом. И с этого момента началась форменная чертовщина с детективным уклоном! Козлов вдруг заявил уряднику, что вызов розыскной команды был ошибкой. Однако дело уже получило ход, и тогда комендант дал казакам в проводники местного — остяка, сидевшего в порубе за спекуляцию мехом. А еще — дал наводку на связного «двуперстников», выражаясь современным языком. Им оказался… священник! Долго ли, коротко ли, поймали казаки посланца беглецов. Он согласился отвести служивых в скит, отряд выступил и… больше их никто не видел. А спустя пару недель в Томск вернулся один остяк-проводник — совершенно невменяемый и несший какую-то чушь про хозяина урмана, который и забрал жизни полутора десятка бывалых мужиков во всеоружии. Насчет этого хозяина я выяснить не успел — закончился рабочий день архива. Вот и представьте мое состояние. Как будто отобрали приключенческий роман на самом интересном месте! Но у меня возникло и даже окрепло ощущение, что в своих поисках я на верном пути, и что этот загадочный хозяин урмана каким-то образом причастен и к событиям нынешним, хоть и прошло с той поры более двух с половиной веков. |