Книга Чародей звездолета «Агуди», страница 72 – Юрий Никитин

Я развел руками:

– Весь мир озверел, я еще долго держался. Все надеялся, что удержим нашу звериность под контролем разума. Увы, разум – лишь самый сметливый и расторопный слуга наших инстинктов. Древних, мохнатых, темных. Пока мы давили в себе зверя, другие его натравливали…

Босенко сказал с наигранным недоумением:

– Вы так туманно говорите…

Я огрызнулся:

– Не прикидывайтесь, что не понимаете.

– Господин президент, здесь все свои.

– В любой партии, в любом движении есть, кроме дураков, и сознательные провокаторы. Эти люди, кто из идейных соображений, кто за плату за рубежом, а русская интеллигенция так и вовсе ради того, чтобы на Западе покровительственно похлопали по плечу, сознательно расшатывают строй, мораль, страну. Все знаем школьный пример, когда в Германии в начале тридцатых преступность и апатия достигли таких размеров, что страна гибла. Железнодорожное движение почти прекратилось, пассажиры не платили за проезд. Но вот пришел к власти Гитлер. Кстати, избранный демократическим путем согласно всем демократическим процедурам. Однажды поезд остановили между городами, группа штурмовиков прошлась по всему поезду, вывели безбилетников, объявили остальным пассажирам, выглядывающим в окна, что вот эти люди обкрадывают нацию, в том числе остальных пассажиров… и – расстреляли тут же у насыпи! Да, это неадекватно: расстрелять за неоплаченный проезд! Но – с того дня и доныне немцы самые аккуратные плательщики в электричках, в метро. На улицах не бросят бумажку мимо урны и всячески наставляют детей быть примерными. Я вам скажу, что мгновенный экономический эффект тех выстрелов у насыпи железнодорожного полотна тут же сказался на экономике и, главное, на духе нации. Те, кто работает и ведет себя достойно, сразу ощутили, что страна заботится о них, именно о них! И сурово наказывает тех, кто старается проехаться за их счет.

Убийло сказал задумчиво:

– Меры должны быть демонстративно жестокими. Не та клоунада с запретом спиртного, как при Горбачеве, а казни, как, к примеру, в Арабских Эмиратах. И тогда не будет пьянства, не будет воровства. Господи, неужто дожили? Неужто начнем выползать из выгребной ямы?

Сигуранцев сказал ему предостерегающе:

– Да, так тебе и дадут вылезти! Юса сейчас же заставит всех правозащитников работать круглосуточно, а сама спешно подготовит десант. Ввиду спешности не станет даже уведомлять ООН.

Забайкалец оторвал взгляд от раскрытого ноутбука:

– Простите, я сейчас сверился кое с какими именами и досье. У меня отсортированы лица, с которыми можно устанавливать контакты на случай ужесточения власти в России… Должен заметить, господин президент, если займем более жесткую линию, то уважать нас будут больше. Намного больше! Правда, и крику будет, но уважать – да, начнут.

Каганов проговорил задумчиво:

– Вы не поверите, но ряд финансовых транскорпораций, бюджет каждой из них превышает бюджет всей Европы, как раз заинтересован в укреплении власти в России. Проще говоря, в автократии. Это, знаете ли, лучшая гарантия капиталовложений.

Сигуранцев сказал холодновато:

– Догадываемся. В экономику Китая они же вложили около триллиона долларов. Это не считая девятисот миллиардов, что вложили США. Всего лишь потому, что там власть крепка. А что у власти коммунисты, им по фигу.

Каганов кивнул:

– Так я начинаю?

– Что? – уточнил я.

– Контакты с этими деятелями на предмет инвестиций, – ответил Каганов туманно. – Я просто знаю, что едва примем закон о смертной казни, инвестиции увеличатся примерно на триста-семьсот миллионов долларов в год. Если увеличим сроки заключения – еще на миллиардик. Если под расстрельные статьи подведем те графы, за которые преступники получали от семи до десяти, то это означает еще три-семь миллиардов. Поверьте, один только показательный расстрел десятка высокопоставленных казнокрадов привел бы в Россию около пяти миллиардов долларов! Это не голословно, это пример Китая. Любой аналитик скажет, что первый миллиард был получен сразу же после расстрела…

– Сразу, – сказал Босенко осторожно, – не значит «вследствие».

– Именно вследствие, – сказал Каганов. – Мы все нюансы анализируем! Биржевая игра – это не пустяковая военная. У вас только народ гибнет, не жалко его, семь миллиардов, а когда малейший просчет в финансах… Словом, все эти закономерности отмечены. И составлена таблица. Можете не верить, но каждый шаг Китая по упрочению власти и ужесточению законов вызывал прилив инвестиций из-за рубежа!

Сигуранцев вздохнул:

– Тогда пора начинать расходовать патроны. Как вы думаете, Игорь Самойлович, за министра финансов что-то дадут?

– Думаю, дадут, – сказал Каганов. – По крайней мере, на патроны для следующего десятка.

– Тогда начнем, – сказал Сигуранцев и выжидающе посмотрел на меня. – Каганов уже готов даже собой пожертвовать! А еще говорят, что евреи за копейку удавятся!

– Какая копейка, – огрызнулся Каганов. – Речь о миллиардах и миллиардах долларов. Для этого стоит, знаете ли… гм… ущемить кобызов и прочих палестинцев.

– А палестинцы при чем?

– А они, как и этот… как его… наш мэр, при всем, – хохотнул Убийло. – А что, если взорвать поезд с людьми и подкинуть улики на кобызов?.. Или рвануть пару многоэтажек… лучше бы в самой Москве… Тогда и мировое мнение заколеблется.

Он умолк, голос был нарочито ровным, чтобы в любой момент можно на попятную, пошутил, значитца.

– Фиг оно заколеблется, – возразил Босенко. – Скажут, так русским и надо.

– Но вслух, конечно, выразят соболезнование, – добавил Босенко.

– Не пойдет, – сказал Сигуранцев, в голосе ясно слышалось сожаление, приходится отказываться от очень простых мер. – Сперва должны быть теракты в селах совместного проживания с русскими. Ну, взорвать три-четыре дома, заселенных туземным населением, чтобы подтолкнуть к бегству, вырезать ночью пару семей русских… Газетчиков надо подготовить, а если не сумеют все заснять, помочь с материалами.

Каганов закрыл глаза, лицо стало задумчивым, словно у медитирующего Бетховена.

– А что, – сказал он медленно, – это неплохо… Ночью врываются люди в масках, режут всех, но одна девушка сумела где-то спрятаться. Она слышала их голоса, говорили на кобызском, смутно опознала…

– Как это «смутно»?

– Слышала, значит, – пояснил Каганов. – То ли в клубе на дискотеке, то ли в продуктовом магазине. Кто-то из своих. В смысле, из жителей их же села, так еще страшнее. Ходит безнаказанный, как и другие, выбирает новую семью для резни…

Все взгляды наконец обратились ко мне. Я сказал с горечью: