Онлайн книга «Вранье»
|
– А вы приехали из России? Она не реагировала, продолжая что-то писать. Он заволновался: – Я имею в виду, по-русски хорошо говорите… – Да, из Польши. – Понятно. Гуманная страна, ничего не скажешь. Даже маразматиков трудоустраивают. Что уж тогда говорить о молодых? А еще рассказывали, что в Израиле с работой плохо. Никого нельзя слушать. Если решил, надо делать. И у Шуры поднялось настроение. Бабушка тем временем спросила: – А как зовут маму вашей мамы? Он ответил. – Вы ее свидетельство о рождении привезли? Шура рассмеялся: – Ну что вы? Моя мама и то с трудом свое отыскала. – А где оно? – Вот же я вам дал. Бабушка скользила глазами по тексту, написанному от руки: – А тут не указано, какой национальности ее мама. Шура развел руками: – Ну, уж извините. Тогда такие выдавали. Она ничего не меняла. Вы же просили оригинал. Старушка кивнула. Посмотрела на Шуру и лукаво улыбнулась: – А она еврейка? – Кто, мама? Конечно! Он начинал нервничать. – Нет, ее мама… – У нас в роду все евреи. – А откуда она? – Бабушка? Она откуда-то из украинского местечка. Старушка обрадовалась: – А вот это она, наверное, из Черновцов. В этот раз он сдержал себя, ничего не ответил. Вдруг остро захотелось домой, в свою квартиру. Но он вспомнил, что обещал себе держаться и не пускать эмоции в мыслительный процесс. Надо все посмотреть, взвесить, а вернуться он всегда успеет. Хотя это будет очень смешно после всех этих сборов и проводов возвращаться. Да и что сейчас думать о возвращении? Не станет же он судить о стране по этой столетней бабке? Она протянула ему какой-то квиточек, показала на дверь справа: – Сделайте фото. – Да, спасибо большое. Он вскочил и метнулся к двери. Чуть не столкнулся с лысым очкариком из его же группы. Тот как раз выходил из комнаты, где фотографировали. Шура зачем-то пошутил: – Вы тоже портрет делали? Очкарик глянул на него неприязненно и прошел мимо. Шура чертыхнулся: вот кто его за язык тянул? Дальше все пошло веселее. Шура даже не заметил, как у него в руках оказалась маленькая синяя книжечка с его фотографией и многозначным номером. Все придирчиво разглядывали свои, такие же. Сзади его толкнул какой-то парень с татуировкой на руке в виде горящего факела и шепотом спросил: – Вас кем записали? Шура еще раз вгляделся в записи. Вопрос был сложный. Там не было ни намека на латинский шрифт. – А где это написано? Парень заглянул в его книжицу и указал на строчку, вторую снизу. Шура рассмеялся: – Вы меня спрашиваете? Парень бесцеремонно выхватил документ. Произнес завистливо: – Еврей вы! – Что вы говорите? А вы? Парень поклонился. И было в этом поклоне что-то обидное, до боли знакомое, и получалось, что Шура опять кого-то объегорил, пролез туда, куда честным людям путь закрыт. То есть все как всегда. Только в обстановке Тель-Авивского аэропорта парень не мог так же открыто рассказать ему всю правду о нем и ему подобных. Шура смутился, попытался загладить вину: – А как вы определили? – Вон тут видишь запятая сзади слова? – Такая вроде апострофа… Парень разозлился: – Запятая, говорю! Только не внизу слова, а наверху. У них все тут. через. Парень осекся, решив, видимо, не продолжать. Но мысль была ясна. Шура предпринял новую попытку реабилитироваться: – Может, вы и имя мое можете прочесть? – Может, и могу. А ты что имени своего не знаешь? – И парень заржал. Шура тоже согласно захихикал: – Действительно! Александр, можно Шура. Парень подозрительно прищурился: – А фамилия? Шура смутился: – Ботаник… Собеседник нехорошо улыбнулся. Произнес медленно: – Понятно. Шура решил не замечать подтекста. Заставил себя перейти на «ты»: – Ну, а ты? – А что я? У нас попроще? Приходько Паша. Шура подумал, что даже на этой «своей» территории он боится задать собеседнику сакраментальный вопрос: а что же вы, такие простые, тут делаете с нами, такими сложными? Чудеса. Для чего, спрашивается, ехал? Шура решил, что об этом надо обязательно подумать и что теперь времени будет предостаточно. Из толпы вышла женщина в длинной вязаной кофте: – Или есть тут кто-нибудь из Днепропетровска? Отклика не последовало. Женщина еще немножко поозиралась и вернулась на прежнее место. Паша мрачно спросил: – Курить пойдешь? Пока курили, Шура не выдержал и поинтересовался: – А тебя кем записали? – Кем? Кем? Никем. Помолчали. Паша, видимо, почувствовал неловкость и достал из кармана синюю книжицу: – Гляди сюда! Видишь точек много, ну, вместо слова. – Ну…. И что это? – А то, что я никто! Оказалось, что Паша Приходько был куда лучше осведомлен о местных нравах и обычаях. Шуре даже стало неудобно. Самое главное, как выяснилось, было пройти вот эту первую регистрацию и получить правильную национальность. Удавалось это не всем, хотя люди готовились загодя. Паша, например, на всякий случай за большие деньги сделал у себя в Пензе странный документ, из которого следовало, что его мать изначально была еврейка. Но деду с бабкой исключительно из опасений за дочкину судьбу удалось сварганить другое, правильное свидетельство о рождении, где их дочь оказалась чисто русской. Паша понимал, что здесь не дураки сидят, и этот еврейский документ показал, как козырь в рукаве, с объяснениями предыстории. А вдруг пройдет? Но не прошло. И теперь он человек без национальности, так как на деле папа украинец, а мама русская. По местным законам – никто. – А кто ж у тебя еврей? – Жена. – А где она? Паша поискал глазами и указал на угрюмую женщину, жадно курящую у соседней колонны. – А. И дети есть? – Щас! Размечтался. Как выяснилось, детей нет и быть не могло, так как брак у них фиктивный, фиктивней некуда, и Паша даже подозревает, что супруга его девочка, ибо не один нормальный мужик на такое чудо не позарится. |